Ох, Додик, Додик, я иногда так завидую этим людям. Просто людям. Я безумно устал быть шарком. Наверно, кинувшись сюда, я мечтал поменяться местами с Ланселотом. Но так не бывает. Не получилось.
Глотков допил из фляжки последние капли неясной жидкости, опять прижался ухом к спине Ланселота и
спросил:
- А как ты думаешь, Додик, может он когда-нибудь проснуться? Ты ведь все знаешь.
- Кто все знает, долго не живет, - произнес я какую-то явную нелепость, а потом переспросил рассеянно: - Ты о ком, о Ланселоте? Конечно, может проснуться, раз он уже здесь. Какие глупости ты спрашиваешь, Ноэль! У нас впереди - вечность. Ладно. Я пойду. Сигарету хочешь? Ах ну да, ты же не куришь. Пойду потихонечку.
И я пошел дальше.
Когда лес кончился, сразу стало очень светло, и я увидел стоящего посреди дороги Геннадия Пахомовича Мурашенко. Пахомыч был явно с бодуна, смотрел на меня сонно, задумчиво и очень мрачно. Он вяло пожал мою протянутую руку и хотел что-то спросить. Но я опередил матерого разведчика:
- А где же ваша боксериха Роботесса? Дома, что ли, сидит? Такая погода замечательная.
- При чем здесь Роботесса? - рассердился Пахомыч. - Ты хоть понимаешь, где ты, дедушка Тимофей?
- Ни черта я не понимаю, - честно признался я.
- Тогда что ты здесь делаешь?
- Юльку ищу, - ответил я простодушно. - Вы не знаете, где она?
- Не знаю, - буркнул Пахомыч.
И я разозлился. Я еще того давнего обмана не мог простить ему, и вот опять этот зловещий грушник встает у меня на пути.
- А если не знаете, так спросите лучше у моего тесчима, то бишь у вашего шефа.
Пахомыч переменился в лице, а я - ну что за вожжа мне под хвост попала? - я чуть не заорал на него. - Что же вы стоите? Идите и спрашивайте!
И тогда он скривился, как от боли, и покорно рявкнул в сторону кустов:
- Грейв, выходи! Он нас вычислил.
Тесчим мой выполз из кювета, карикатурно стряхивая с себя остатки естественной маскировки - мох, листья, веточки какие-то. Подошел, тепло, по-родственному обнял.
- Здравствуй, Тимка. Рад, что ты здесь. Иди вон туда, все время прямо. Юля Соловьева как раз там, она тебя ждет...
И я почему-то поверил ему и пошел дальше.
Из-за густого зеленоватого тумана поднималось огромное розовое солнце. Но туман быстро рассеялся, и оказалось, что это вовсе не солнце. На фоне светлого, ярко-салатового глубокого неба сияла, светилась, рдела подсвеченная то ли изнутри, то ли снаружи глыба, закрывавшая четверть неба. Была она совсем не розовая, а откровенно оранжевая, померанцево-огненная и торчала из земли, как яйцо жар-птицы из гнезда, как баскетбольный мяч, застрявший в корзине, или действительно как солнце, которое на закате промахнулось, упало не за горизонт, а прямо на землю и зарылось, оказавшись размером гораздо меньше планеты, вопреки всем россказням астрономов.
Розовые Скалы. Кто придумал такое странное название? Плохой перевод, что ли, получился, пока слова проходили через тысячи языков и лет? Или просто раньше все здесь выглядело по-другому? Да нет, о чем это я! Здесь всегда и все выглядело так, и только так. Или нет? Какая разница! Главное я здесь.
- Ну, здравствуй, небесная канцелярия! Вот я и добрался до тебя. Я, Великий Несогласный. Так и зови меня теперь. Я же все равно имени своего не знаю. Точнее, за последние годы у меня их было слишком много. Итак: будем разговаривать, небесная канцелярия?
Я вдруг почувствовал себя маленьким-маленьким Давидом, не Маревичем, а тем, библейским, - перед вечным, неубиваемым Голиафом, оранжевое тело которого уходило глубоко в землю и только гигантская голова... - да нет, не голова... один только недремлющий глаз - лучистый, теплый, живой - пялился в яркое зеленое небо.
Но Голиаф молчал. Потому что никакой это был не Голиаф. Не с кем тут было драться. Даже разговаривать не с кем. Здесь можно было только слиться с Розовыми Скалами, стать частью их и такой ценой установить свои, новые правила игры. Наверно, я был способен на это. Только уже не знал, хочу ли.
"Космос - это огромный, запутанный лабиринт, но всё движение в нем подчинено строгому закону. Колесо космического порядка вращается само по себе, без создателя. У космического порядка не было начала и не будет конца, он существует вечно в силу самой природы взаимодействия причины и следствия", - так говорили древние.
Изменить правила игры? Подчинить космос иному закону? Но какому? Просто переставить местами причины и следствия? Или крутануть вселенское колесо в обратную сторону? А может, легонечко, совсем чуть-чуть наклонить ось этого колеса - и мир станет другим? А больше ничего и не надо....
Миллионы лет разные демиурги, следуя абсолютно непонятному Закону Случайных Чисел, из необъятной глыбы вселенского мрамора, отсекая все лишнее, ваяли прекрасную фигуру. Хорошо ли, плохо ли, но что-то у них получилось. У них получились мы. Так стоило ли теперь, в наивной попытке осчастливить всех живущих, небрежно похоронить великое творение в первозданном хаосе?
А ты ведь именно это задумал там, на Земле, много лет и жизней назад. Или ты мечтал совсем о другом?
Интересно, это я сам себя спрашиваю или?..
Я подошел вплотную к почти отвесной оранжевой стене и вначале робко потрогал кончиками пальцев ее теплую, пружинящую и чуть шероховатую поверхность. Касание было приятным, и я уже смелее прижал обе ладони к исполинскому телу.
"Наверно, - подумалось вдруг, - это лишь одна Скала, а есть еще другие, и вместе они будут похожи на горный массив, действительно розовый в утреннем тумане".
Я попытался вспомнить, такими ли видел Розовые Скалы в детстве, когда они в первый раз спасли мне жизнь. Но вспомнить не получилось.
Потому что это был не я. Какая нелепость!..
Я все стоял и поглаживал нагретую солнцем упругую поверхность нежно, ласково, как тело любимой женщины. И больше ничего не происходило. Ничего.