И ночка получилась ничего себе. Хотя, конечно, я не мог не выпить. Много хорошего "Хеннеси" поверх обеденного пива. Был весьма расслаблен. А Белка и вовсе еле шевелилась, ни о каких ласках с ее стороны речи не шло. Когда так редко общаешься, радуешься всему, тут бы хоть что-нибудь, хоть куда-нибудь... Впрочем, некоторые нетривиальные способы были задействованы, так что мы оба получили массу удовольствия, потом даже сладко пощекотали друг другу нервы рассуждениями о возможном группешнике - я всерьез, а Белка, похоже, в шутку. Предлагала в качестве второго партнера сильного и статного Гошу, я в ответ выдвинул кандидатуру Ланки Рыжиковой, мы выпили за них обоих в связи с надвигающимися днями рождений и решили завтра же на Бульваре озвучить задуманное. Потом я повернул тему и для чего-то решил уточнить, хотя знал и раньше: самой ужасной для Белки была бы моя измена с ее подругами, чем ближе подруга, тем хуже. Я возразил, мол, для меня наоборот: дать жену напрокат другу, надежному, проверенному, - намного спокойнее, по-доброму как-то по-родственному. Я не шутил, я искренне так считаю, потому и готов к групповым экспериментам. Но и Белка, похоже, не шутила. В ее словах звучало исконно женское желание не видеть никогда, не знать, не слышать ничего о сопернице. Ей уже Вербы хватило. Но это же отдельный случай! Я никак не мог не познакомить их. И вообще, по-моему, подобные взгляды - это страусиная политика. Или просто нельзя так много пить коньяка среди ночи? Да нет, можно. Главное, только Зеварина не вспоминать....
7 июня, среда - Отключились накануне уже засветло, так что разбуженный через два часа будильником, я был еще полновесно пьян. "Хэннеси" плескался во мне ароматными волнами, и пришлось применить весьма сильные средства, дабы не дышать на учителей в Андрюшкином лицее, куда теперь надлежало идти мне. Да, именно идти, за руль решил не садиться - уж слишком мне было хорошо. А на обратной дороге с пьяных глаз надумал развлечь сына, и мы вдвоем жгли по всем дворам тополиный пух.
А жарень стоит уже вторую неделю, сухое все, в общем, чуть не спалили какую-то помойку, а заодно и халупу, к которой она притулилась. Я бегал в ближайший ларек, и мы тушили начавшийся пожар двумя двухлитровыми бутылками "Бонаквы". Во смеху-то было! Андрюшка страшно доволен остался. Потом всякие звонки начались. Много звонков. Но писать про них неинтересно. А вечером на Бульваре (в отсутствие Гоши, который гудел у себя в академии) мы устроили легкую репетицию завтрашней большой пьянки. Бухтияровы, молодцы, притащили к моему джину целый мешок льда, а Сашка Пролетаев - два пузыря тоника прямо из морозилки. В общем, было здорово. Дома подбивал Белку на повторение вчерашнего, но она - без всяких обид - просто пожаловалась на усталость. Неужели мы полностью помирились?
8 июня, четверг - На удивление светлая голова и яростное желание работать. Завтрак без всякого спиртного, две страницы текста с огромным удовольствием, а потом... Женька Жуков звонит прямо в дверь. Ну, думаю, началось. "Пошли. Прогуляемся немного". Очень хотелось послать его, предчувствие в душе гадкое было, но я уже понял, что этот Причастный высшей категории под номером "три" или "четыре" (черт его знает, какой у него там сейчас номер!) в мою судьбу всегда вламывается, как смерть с косой, и трусливо суетиться, мельтешить перед ним, а тем более сопротивляться его носорожьему натиску не только глупо, но и опасно. Я быстро собрался и вышел. Отъехали мы недалеко. На его машине. Встали на Чистых прудах, закурили, и Женька начал почти допрос:
- Почему ты не послушался Тополя?
- Я никого не собираюсь слушаться, я приехал жить в свой родной город. Мне разрешили делать все, что я захочу. Я и так уступил вам, я взялся писать заказной, не мною придуманный роман. Но я уже влез в него по уши и закончу работу. А во всем остальном, ребята, идите-ка вы....
- Ответ принят, - процедил Жуков, не глядя на меня. - А почему ты пьешь, как лошадь? Анжей сказал мне, что ты просто взломал внутреннюю систему защиты организма и теперь планомерно гробишь себя.
- Возможно, - нехотя согласился я.
- Вызвать тебе Вербу?
- Не надо. Я должен дописать роман в этом состоянии. Мне совсем чуть-чуть осталось.
- Хорошо, дописывай. Но все-таки, почему ты пьешь? Тебе плохо?
- Посмотри мне в глаза.
Он посмотрел. Нет, не издевается.
- Заботливый ты наш, - сказал я. - А то ты не видишь, как мне плохо.
- Уходит любовь? - спросил он на полном серьезе.
- С каких это пор Причастные стали бросаться высокими словами? Что ты знаешь о любви, психолог? Не больше, чем я. Не больше, чем все остальные. Что такое любовь, даже двое, между собой, почти никогда не умеют договориться. О чем ты, Женька? Ты можешь спеть красивую лирическую песню об умирающем чувстве, а можешь смачно выругаться и сплюнуть под ноги, резюмировав: "Депрессняк". А речь-то будет идти об одном и том же.
- Хорошо, - сдался Жуков, - без лишних слов. О чем идет речь?
- О том, что, если я не буду пить, я уйду от Белки.
- Уходить не надо. Это действительно плохо. И ты уверен, что эти запои, эта беспробудная гульба на Бульваре спасает вашу семью?
- Уверен, Кедр.
- Хорошо, - еще раз сказал он. - А ты хоть знаешь, кто сейчас президент этой страны.
- Хватит называть мою страну "этой"! Президент России сегодня,... - я запнулся и ответил честно: - Мне наплевать, кто у нас президент. Все равно последний год живем...
Женька выдержал долгую паузу и подвел черту:
- Все. Отдыхай. - Потом добавил: - Дай мне позвонить с твоей трубки, у меня аккумулятор разрядился.
"Чушь какая-то", - подумал я. Но трубку дал.
И вот буквально в эти минуты, пока Женька занимал мой номер, подонок и отморозок Сергей Зеварин, наткнувшись на короткие гудки, перезвонил мне домой. Оказывается, по его понятиям, я остался ему каких-то денег должен, то ли двести долларов, то ли сто пятьдесят. Он спрашивал абсолютно серьезно, похоже, даже без всякого задания от своей конторы. Он просто не хотел терять последнего кусочка с моего стола. Но главное, что все это он с удовольствием и в подробностях выложил Белке. Дальнейшее в комментариях не нуждается. "Ты все еще общаешься с этим недоумком, с этой плесенью?!" вопросила моя жена с порога. И я оставил всякие надежды на примирение еще на добрую неделю.