"Как же они всегда мешают работать!" - устало подумал Симон и глянул вверх, на раздвоенную серую громадину.
Удивительно низкое небо было в этот день, огромная фиолетово-свинцовая, местами почти черная туча, казалось, легла на недоделанную крышу Обкома и обессиленно свесилась вниз лохматыми клочьями.
"Ливанет с минуты на минуту. - Симон посмотрел на часы, вспомнил время звонка из жандармерии и решил, что ребята все-таки успеют до дождя сделать все самое необходимое. - Какая миролюбивая сегодня охрана! Пускают черт знает кого. Спасибо еще митинга здесь не устроили".
Он показал свое удостоверение меланхоличному верзиле с резиновой дубинкой и в ту же секунду заметил торчащий из окна третьего этажа ствол тяжелого станкового пулемета и, кажется, даже ракетную установку "шмель". По какому-то допотопному соглашению с городскими властями Посвященным разрешали держать в арсенале такие средства обороны, но выставлять их напоказ было до сих пор категорически не принято. А сегодня... Неужели охрана миролюбива лишь потому, что готовится к бою? Мило.
Возле убитой толпилось чересчур много народу: военные, журналисты, медики, осы во главе с Котовым. (Подполковник одними глазами едва заметно поприветствовал своего нового сотрудника). Симон с удовлетворением отметил, что первую скрипку играют здесь все-таки его оперативники и эксперты.
А труп и в этом случае оказался весьма неприятным для глаз. Во-первых, жертва вся была перетянута толстыми веревками, словно убийца старался подчеркнуть: это не суицид и не случайное падение из окошка. Во-вторых, кости черепа треснули при ударе о край бетонной плиты, и шершавую поверхность обильно забрызгало веществом мозга. В-третьих, тело женщины, красивое молодое тело, очень условно одетое в незастегнутый белый халатик, оказалось еще и сильно изорвано осколками битого стекла, вряд ли случайно подвернувшимися именно в этом месте.
Но это была не Изольда. Точно не Изольда.
В небе сверкнуло, громыхнуло, и начался дождь. Котов кивнул Бжегуню, Бжегунь тихо сказал:
- Убирайте.
Санитары переложили труп на носилки, накрыли простыней и, решительно подхватив, едва ли не бегом понесли к машине. Наверное, они были правы: уже через несколько секунд хлынуло с такой силой, что все, кто не успел спрятаться в машины или зайти под козырек входа, тут же промокли насквозь. Впрочем, под дырявым навесом тоже лило, просто не так сильно.
- Пойдемте внутрь, - предложил Бжегунь.
Откликнулись многие, но охранники вдруг заартачились и, ссылаясь на запреты Владыки, пропустили лишь четверых: Бжегуня, Грая, Котова и Тучкина. Последний, не умолкая ни на минуту, ворчал и пыхтел себе под нос.
- Какой этаж? - спросил Симон.
- Седьмой, - ответил Бжегунь.
- А здесь лифт работает? - поинтересовался Тучкин.
Они уже поднимались по старым, местами перекошенным лестничным маршам с щербатыми ступеньками, и никто не понял: это такая неудачная грустная шутка или вице-мэр действительно не соображает, куда попал?
Свет затекал на лестницу в основном через проемы дверей - мутный, слабый, далекий, иногда вокруг делалось чуть яснее благодаря дырам в стенах, через которые сейчас обильно хлестала вода, так что идти приходилось с предельной осторожностью. Все молчали.
Что и говорить, интерьер был грустный. Симону даже вспомнилось из какого-то старого фильма: "Обком закрыт. Все ушли на фронт". Или там был райком? Какая разница - все равно печально.
На седьмом этаже их встретил сначала Гацаурия, допущенный сюда еще двадцать минут назад и теперь окончательно растерянный, затем двое дюжих молодчиков в форме охранников Всемирного Братства, ведущие под руки человека в черной монашеской рясе, и наконец - сам Владыка Урус.
Уважаемым господам было предложено осмотреть фактическое место преступления в присутствии предполагаемого убийцы, то есть этого черного человека. Осматривать было, прямо скажем, особо нечего. Обычная обкомовская комната: лужи на полу, потеки на стенах и потолке, провалы окон, полное отсутствие мебели. Следы борьбы не обнаружены. А присутствие убийцы оказалось чисто номинальным, на вопросы он отвечал с энтузиазмом глухонемого.
Подробности доложил поручик Гацаурия. Вот точная запись его разговора с убийцей, прослушанная Симоном несколько позже.
Гацаурия. Господин подозреваемый, свидетели показали, что тело женщины, которое лежит сейчас внизу, выпало именно из этой комнаты приблизительно в 14.15-14.20. Вы находились здесь в это время?
Убийца (равнодушно). Да, это именно я сбросил тело вниз.
Гацаурия. Попрошу уточнить: тело живого человека или труп?
Убийца (еще равнодушнее). Живого человека.
Гацаурия. Вы осознаете меру своей ответственности?
Убийца (резко, но спокойно). Пожалуйста, следующий вопрос.
Гацаурия. Вы хотели убить эту женщину?
Убийца (с пафосом). Разумеется. Я обязан был убить ее.
Гацаурия. Почему?
Убийца (с еще большим пафосом). Она нарушила высший закон.
Гацаурия (начиная раздражаться). Что это значит?
Убийца (устало). Вы не поймете. Пожалуйста, следующий вопрос.
Гацаурия (с явным раздражением). Как ее звали?
Убийца. Теперь уже не имеет значения.
Гацаурия (отчаиваясь и, очевидно, начиная подозревать невменяемость допрашиваемого). Кто может подтвердить, что вы действительно были здесь и сделали это, то есть совершили убийство?
Убийца (удивленно). А моих слов вам недостаточно?
Гацаурия (повышая голос). Вопросы здесь задаю я!
Убийца. Владыка Урус может подтвердить.
Гацаурия (успокаиваясь). Ваше имя, фамилия, подданство...
Убийца (словно читая стихи). Не в этом мире давали мне имя - не в этом мире и произносить его.
Гацаурия (с холодным бешенством). Пожалуйста, следующий ответ.
Убийца. Ценю ваше остроумие, но я действительно не могу заполнять протокол. Вы, очевидно, намерены задержать меня - не имею возражений. Возражения появятся у вас самих, но позже. Пока вам необходимо убедиться, что убийство совершил действительно я. И свою главную задачу я вижу именно в том, чтобы вывести из-под подозрения других людей. На все прочие вопросы, не имеющие отношения к главному, отвечать не намерен.