Она отодвинулась от парня и запустила свои пальцы в черные длинные волосы Орландо. Он поднял на нее глаза на мгновение и уткнулся носом девушке в грудь.
Крепко обнял ее.
Ему стало легче от одного осознания того, что сейчас Мика рядом с ним. Просто перебирает его волосы и тихо поддерживает своим молчанием.
Почему-то Орландо этого хватило, и он очень быстро успокоился. Наверно, ему давно этого не хватало.
— В детском доме одна девчонка сказала мне, — засмеялся парень, — чтобы я больше не плакал, и подарила игрушечного лиса. Если честно, я не помню, как она ее называла. Эта игрушка до сих пор лежит у меня дома в память о том дне. Девочка эта тоже плакала, только, на удивление, очень быстро успокоилась. Я до сих пор помню, с каким любопытством она у меня спрашивала, почему я плачу. Она была такая миленькая!
Мика вздрогнула от этих слов, но, похоже, Орландо в этот момент не заметил этого, предавшись воспоминаниям.
— Она мне продолжает сниться по ночам. Пусть это и смешно, но это именно она научила меня тому, что плакать — всего лишь простая трата времени. И я серьезно отнесся к ее словам. А сейчас я впервые с того дня дал слабину и плачу. Это же смешно!
Вот только Мике это совершенно не казалось смешным. Только сейчас она осознала, что они с Орландо уже встречались раньше.
В глубоком детстве…
В детском доме…
Неужели тем мальчиком действительно был Орландо?
Неужели ему она отдала свою любимую игрушку тогда?
И действительно ли это как-то повлияло на его характер?
Но разве такое возможно?
— Орландо, — обратилась к нему Мика, стараясь скрыть дрожь в голосе, — а что дальше было с этой девочкой?
Парень поднял взгляд на девушку и удивленно изогнул одну бровь, не понимая, чем эта маленькая девочка внезапно заинтересовала ее.
— Ее увела какая-то женщина, — ответил он. — С тех пор я ее больше не видел. Я же ведь сбежал из детского дома. Мне тогда был тринадцать.
— Сбежал?
— Ага, — закивал парень, — детский дом обанкротился. Детей не могли содержать. Ребят с пятнадцати уже отправляли жить самостоятельной жизнью, а остальных отправляли в первые попавшиеся семьи, и никого совершенно не волновало, что где-то бьют детей, где-то родители наркоманы и так далее… Я не хотел жить такой жизнью, понимаешь? Тем более, что я тогда уже начал превращаться в волка.
— Как?!
— Ты что? — Орландо скептично посмотрел на Мику. — Забыла, что я оборотень?
— Нет, просто понимаешь, мне как-то не верится…
— Хм, понимаю… Я тоже не верил поначалу. Я надеялся, что вся та легенда была простой ложью, но нет…
— Как?.. — Мика запнулась, но все же продолжила свою мысль. — Как ты все это узнал?
— В двенадцать лет, — еле слышно прошептал тот. — Я, как и многие другие ребята, захотел узнать, где же мои родители, и что с ними случилось. Я уходил из детского дома к Майклу. Он мне помог во всем разобраться.
— Он знает?! — удивилась Мика.
— Нет, — Орландо покачал головой. — Он просто помог мне найти дом моих родителей. Там были старые записи… и тот волчонок…
— Ты его не забыл?
— Нет, в этом то и вся проблема. Я все прекрасно помнил, и поэтому хотел как можно скорее и подробнее узнать о моей волчьей сущности… — Орландо, казалось, не хотел продолжать этот разговор, но слова сами вылетали из его уст, продолжая рассказ. — Так вот, когда я пришел в особняк, меня встретил тот самый волчонок. Он разозлился и кинулся на меня. Я тогда очень растерялся, но тот агрессивный спас меня от смерти. С ним пришел еще и вожак, который все отлично знал. От него я все узнал. Еще подробно порылся в дневниках моей мамы и семейных архивах. Волчонок успокоился и посидел со мной. Как и прежде, мы молча глядели друг другу в глаза. А потом я возобновил осмотр особняка. Там я нашел приказ об отцовском аресте и адрес той самой психиатрической больницы. На следующий же день мы с Майклом поспешили по этому адресу. Ночью, когда все спали, я пробрался к нему в комнату, и мы нашли по карте города, где же находится это место. Самое страшное было то, что там никто не знал о таких пациентах. Все пожимали плечами, будто бы ничего не зная, а потом у всех как-то странно начинала кружиться голова, и они уходили, оставляя нас одних. Я понял, что говорить с ними бесполезно, поэтому тайком пробрался в архив и стал перебирать их бумаги, но меня очень быстро выгнали оттуда, сказав, что я еще не подрос, чтобы так себя вести. Я не мог с этим смириться! Из всех записей я узнал, что моя мама не могла умереть раньше восьмидесяти лет. Она еще жива, Мика! Понимаешь? Я бегал по судам. Даже в полиции был! Был там, где заперли моего отца, но в камеру меня не впустили! Но зато не стали отрицать, что там был мой отец, Мика! Там наверняка есть еще что-нибудь!