8.
Льёт дождь, погода хмурая и серая, не майская совсем; и неожиданно Лина чувствует сильную боль в спине, такую, что хочется лечь и не вставать, и Аня испуганно смотрит на неё, прибежав из ванной, вся мокрая.
— Спина заболела, а потом всё отпустило. Это значит, что всё?
Аня ничего не отвечает.
— Ответь мне. Это значит, что меня больше нет?
Аня подходит и обнимает её, чувствуя себя неловко: она не успела даже полотенцем обернуться. Но Лина крепко прижимает её к себе, и Аня понимает, что говорить ничего не требуется.
— Нам необходимо напиться,— сообщает Лина.
— Да,— горячо поддерживает Аня,— только у меня дома ни капли спиртного. И у Ани дома тоже, всё родители с собой забрали.
— Что же делать? — тихо спрашивает Лина.
— Доверься мне.
И Аня уже одевается, наскоро вытершись полотенцем.
Через пять минут прямо по лужам в ботинках на толстой подошве шагают две девушки — только брызги вокруг летят: одна в цветных полосатых гольфах, короткой синей юбке и синей же кофте с карманами, с рыжими волосами, забранными в хвост; другая — с голыми ногами, в такой же короткой юбке, но тёмно-зелёной с рыжиной, и курточка у неё тоже зелёная, с капюшоном и болтающимися шнурками у расстёгнутой спереди молнии; она мокрая и блестящая; на шоколадных волосах её капли, и на носу, и на насупленных бровях; у обеих руки в карманах, потому что на улице зябко. Та, что в зелёном, садится на мокрую лавку, а та, что в синем, подкарауливает у магазина молодого человек лет двадцати семи, длинного и нескладного, но с добрыми серыми глазами.
— Понимаете, моей подруге очень необходимо напиться.
— И вы обе несовершеннолетние,— проницательно говорит молодой человек — он гармонирует с обеими, потому что ветровка у него синяя, а штаны с шестнадцатью карманами — тёмно-зелёные в рыжину.— Причина серьёзная хоть?
— Там ужас просто.
Через десять минут он выносит пакет, как-то по-осеннему тепло позвякивающий, а от денег отказывается:
— У меня сегодня день рождения. Пусть это будет подарок. Только лучше дома напивайтесь, чтобы я за вас не волновался.
Девушка в синем встаёт на цыпочки и целует его в щёку, а потом молодой человек исчезает за тоскливо моросящим дождём.
— Представляешь, они нам даже бесплатно достались,— растерянно говорит Аня.
— Или ты была очень убедительной, или парень очень чуткий.
— Хочется верить, что второе.
В пакете пара бутылок отменного грузинского вина, в меру сладкого, но ноги от него сразу приятно немеют до самых пальцев, и Аня развешивает разноцветные полосатые гольфы по квартире, кружась в танце и натыкаясь на стулья, а Лина сидит на полу, вытянув голые ноги, всё ещё в зелёной юбке и куртке, и напевает песенку, чтобы Ане было под что танцевать. Потом музыка всё же находится: старенький проигрыватель с бесконечными «Пинк Флойд», очень в настроение, в раскрытые окна летят капли дождя, и в какой-то момент Лина, с мокрыми щеками у окна, повторяет вновь:
— Меня ведь теперь больше нет совсем, да?
— Глупая,— сердится Аня, но щёки у неё тоже мокрые за компанию; она наливает ещё грузинского вина, рубинового и едва терпкого, драгоценного в ускользающем свете дня,— вот ты здесь, вся целиком.— Она запускает пальцы в волосы Лины, массирует ей плечи, пытается щекотать и тормошить девушку, но та лишь грустно говорит:
— Не надо, всё хорошо.— И снова смотрит на мокрую улицу.
— Пойдём гулять?
На полутёмной улице с колышущимися тенями неожиданно тепло — ветер стих; Лина разувается и бродит по лужам босиком, пытается держать равновесие на бордюре, встав на цыпочки, и Аня ловит её снова и снова.
— Простудишься.
И Лина послушно идёт домой, взяв подругу за руку.
Только дома становится совсем тоскливо, и Аня не оставляет девушку в покое, и заставляет её говорить, и говорить, и говорить, несмотря на заплетающийся язык.
— Он ведь тебя любил. Так любил. Не тебя, конечно,— я дурочка. Аню. А ходить не мог совсем не из-за неё, ты знаешь? Знаешь, конечно. Я не могу понять — я его чувствую внутри, а его больше нет, как так? Он на дороге поскользнулся, тогда давно…
Наконец Лина не выдерживает и плачет, сначала безутешно, сморкаясь поминутно, потом тихо, всхлипывает, потом снова рыдает, уткнувшись в синюю кофту Ани, и Аня с облегчением обнимает её, потому что всё это было совершенно необходимо сегодня.
День заканчивается, и больше Лина ничего не помнит. Разве что одно мгновение, когда в полной темноте, мокрой от дождя, её целуют в губы. Или ей это просто кажется. А может, и снится.
9.
— Сегодня в реке могут утонуть три человека,— говорит Аня,— а мы с тобой хорошо плаваем. Понимаешь, к чему я клоню?
— Я в деле, как обычно.
— Супер.
Река в пригороде, да ещё выходной, и девушки в полдень, запасшись провизией, едут в сине-белом выцветшем автобусе. На каждой кочке приходится подпрыгивать на сиденьях, расползшихся от старости, и сначала это смешит, но в конце концов они с облегчением выбегают на свежий воздух. Ещё десять минут вниз по тропинкам, древним, как Рим, между дощатых заборов, вишнёвых деревьев, угрюмых тракторов и ржавеющих катеров. Аня находит удобный пункт наблюдения под ветвями старой ивы.
— Повод позагорать. Я всё равно почувствую.
— Ага,— соглашается Лина.— Я тоже.
— Никогда не привыкну,— ворчит Аня.
Обе растягиваются на большом полотенце. Приоткрывая глаза, Лина искоса наблюдает за Аней. Она кажется полностью расслабленной: расстегнула бюстгальтер и перевернулась на живот, но Лина знает, что девушка прислушивается ко всем дуновениям слабого ветра. Листва ивы шумит, тени волнуются, и от этого одновременно и тепло, и свежесть.
— Всё, я пошла,— говорит тихо Аня, едва Лина успевает подскочить на месте,— если долго не буду возвращаться, ныряй по-настоящему. Ты поняла, где?
— От катера с жёлтым спасательным кругом двадцать метров.
— Да.— Девушка сжимает губы и зажмуривает глаза. Лина внимательно смотрит на воду недалеко от катера. Вскоре там появляется голова с обвисшими кудрями — сначала кажется, что это девушка, но два-три взмаха руками, и понятно, что это подросток-мальчик. Он медленно выбирается на берег и садится на песок. Ресницы Ани подрагивают, и Лина дотрагивается до её плеча:
— Ты тут?
— Уже да. Думала, это девчонка.
— Я тоже. Перевернись на спину, отдохни.— Она застёгивает на спине у Ани бюстгальтер, и девушка переворачивается и глубоко вздыхает, глядя вверх.— Поешь?
— Сейчас, минутки через две. Это проще, чем та старушка, которая уже каждый день готовится попрощаться со всеми. И у мальчишки сил побольше.
Лина чувствует, как по коже бегут мурашки. Правда, недолго: следующий — молодой мужчина, лет тридцати пяти: нырнул, а нога запуталась в каких-то древних тросах рядом с берегом, и Лина это отлично видит снаружи и изнутри, со всех сторон, поэтому спокойно распутывает верёвки — волна прибежала, и всё сразу стало видно,— рывком всплывает на поверхность; и через минуту уже открывает глаза, тяжело дыша.