Король как будто замер. Волшебник продолжал:
— Он удивил меня своим обличьем. Я был уверен, что никогда ему не стать таким, как я его запомнил. Ан — нет! Всё тот же юный и прекрасный, сладкоголосый… Хотя он так шипел от злости… совсем не сладко… я скажу…
Трандуил слышал голос Митрандира сквозь оглушительный стук собственного сердца. Тот продолжал:
— Он хорошо устроился. Всё, как он любит: уединение, роскошно-утончённое убранство (даже сквозь завесу чар я видел)… Ты даже не представляешь, кого я встретил в подземелье замка! Траина — потомка Трора! Майрон схватил его из-за кольца — последнего из гномьих — и держал там, пока бедняга не испустил свой дух. При мне. И тут явился сам хозяин. Дерзкий! Ты знаешь, он не прячется! Бахвалится своими «достижениями»: захватом Эребора и Мории, и мощью его армии! Я лишь предположил, что он почуял зов Кольца, как он признался! Давно уж неспокойно в Средиземье, но то ли еще будет! Война Последнего Союза померкнет перед тем, что он готовит… Уж я-то знаю!
Трандуил молчал, уставившись безумным взором в пустоту. Волшебник, этого не замечая, продолжал:
— Я уж подумал, что настал мой смертный час… Но Майрон отпустил меня. Зачем — не знаю… Предвижу, он задумал что-то. Я собирался в Лориен, но передумал в последний миг и поспешил сюда… Но… Трандуил! Ты изменился в лице!.. Хотя… чему дивиться? Узнать, что твоим соседом стал Властелин Колец, Владыка назгулов и орков… Тут кто угодно побледнеет.
Митрандир бормотал ещё что-то, но Трандуил его уже не слышал. Он думал лишь о том, что скажет Майрону при встрече.
Наугламир* — (синд.) «ожерелье гномов», созданное гномами для владыки эльфов и позже ставшее причиной убийства короля Дориата гномами
Семь домов* — семь кланов гномов
Наугрим* — гномы
Уруки* (Урук-хай) — порода орков, выведенная Сауроном
Комментарий к 13. ПРЕДВЕСТНИК БУРИ Дорогие читатели, эта глава, возможно, не содержит особо ценной информации, но она необходима для сюжета. Надеюсь, скучно не было )
====== 14. БУРЯ ======
В сумерках Леголас вернулся из дозора и не застал отца. Тот уехал с рассветом, как сообщили принцу. Куда король уехал и зачем, Леголасу было доподлинно известно. Сжав губы от досады, принц направился в свои покои, мрачно представляя подробности любовной схватки в тиши заброшенных чертогов. И не было известно Леголасу, что был он прав лишь в части своих предположений. Но как он был далёк от истины в другом…
Майрон безрадостно взирал на Трандуила, а тот, сверкая гневным взглядом, молчал. На этот раз король приехал первым и ждал приезда Майрона. Тот с порога понял, что худшее уже случилось: эльф был, как статуя, холодным, он даже плащ не снял, и волосы мерцали светлым водопадом на тёмной ткани, а этот взгляд… колючий, ледяной… Сердце Майрона билось глухо, больно, предчувствуя тяжёлый разговор.
Они стояли в золотистом свете эльфийского светильника в опочивальне, лица у обоих были белее мрамора от боли, что разрывала изнутри. Две тёмные фигуры в плащах длиной до пола, два молчаливых изваяния.
Майрон не выдержал молчания любимого. Внезапно севшим голосом он молвил:
— Мой король… Напрасно я отпустил «собрата» из Дол Гулдура… Я прочитал в его намерениях поход в Лотлориэн, что было мне только на руку, и не предполагал, что он в последний миг отправится к тебе… Итак… предвижу… теперь ты знаешь обо всём… или о многом…
Трандуил молчал. Он мучился от мыслей, как это прекрасное создание, такое совершенное в своей красе и нежное в любви, может быть двуличным и жестоким. Какой же он на самом деле? Этот вопрос эльф задал вслух:
— Какой же ты на самом деле?
— Безумно любящий тебя… — грустно ответил Майрон.
Эльф процедил, дрожа от гнева:
— Да, видимо, воистину — безумно! Настолько любишь, что готов разжечь пожар войны, подвергнуть истреблению народы? Готов послать драконов повсюду, где косо на меня взглянут? Готов отправить полчища жестоких тварей, что будут резать без разбора? Вот так ты любишь?!
Майрон молчал. А король продолжал говорить:
— Господства хочешь? Над кем? Ужель ты думаешь, что эльфы подчинятся? Или, быть может, поклонятся люди? Тебе придётся всех их уничтожить! И трон твой будет не стоять, но плавать! Покачиваться на волнах кровавых! И свои крепости воздвигнешь на костях, среди которых будут и мои!!!
Трандуил замолк, переводя дыхание. Майрон по-прежнему молчал, глядя на эльфа бездонными глазами. Он ждал, покуда ярость Трандуила иссякнет, выплеснется со словами. Он понимал, что эльфу больно. Ничуть не меньше, чем ему…
Тот вновь заговорил, теперь устало:
— Ужель ты думаешь, что я не встану против всех тёмных тварей, что ты лелеял для войны? Ты, правда, верил, что я приму твои деяния? Спокойно буду наблюдать, как гибнут те, кто защищает святое право на свободу? Ты думал, что за твоё тепло в моей постели я брошу свой народ на гибель?
Майрон дёрнулся от этих слов, глаза его заполыхали. Трандуил заметил это и едко продолжал:
— Давай! Яви себя такого, какой ты есть! Не стоит больше притворяться и сдерживать свою природу! Покровы сброшены! ГОРТХАУР!
Майрон задрожал всем телом. Он знал, что эльф намеренно так говорит, чтоб разозлить его, но это имя полоснуло ножом по сердцу. Не столько имя, сколько голос, что снова зазвучал, вонзаясь в раны:
— Гортхаур. Ты ничему не учишься… Гортхаур! Тебя уже повергли… дважды!.. Повергнут тебя вновь… Гортхаур!!!
Майрон метнулся к эльфу, толкнул его к стене и, сжав в объятьях, впился в губы. Тот укусил его. Почувствовав вкус крови, Майрон отпрянул, но рук не расцепил. Король вложил всю ненависть в свой взгляд и процедил кровавыми губами:
— Гортхаур…
Майрон взревел подобно зверю и вновь приник к устам, что ядовито ранили. Эльф снова укусил, но Майрон был готов терпеть его укусы, лишь бы не слышать имя, слетающее с его губ.
Король рванулся из цепких рук, но тщетно. Рыча и извиваясь, он беспрестанно повторял «Гортхаур». Майрон скрипел зубами, стараясь удержать, не причиняя боли. Но Трандуил хотел, чтобы любимый сделал больно, а лучше — попросту убил, чтоб боль исчезла. Он обессиленно затих, закрыв глаза. Не разжимая рук, Майрон зашептал, уткнувшись в шею эльфа:
— Ты прав во всём. Ты негодуешь. И дразнишься, намеренно произнося то имя, что мне ненавистно. Я знаю, знаю, мой бесценный, какая боль тебя терзает…
Дыхание Майрона прерывалось от волнения, но он продолжал шептать:
— Ты знаешь много, но не всё. Не всё… поверь мне! — последние слова прозвучали, как рыдание, и Трандуил открыл глаза. Взглянув на Майрона, он пожалел об этом: тот был само страдание. Боль с новой силой захлестнула, заставив вырываться вновь.
Майрон вдруг ослабил хватку и рухнул на колени, закрыв лицо руками. Король не ожидал такого и потрясённо смотрел на сникшую фигуру того, кто был почти всесилен. Боль сделала жестоким Трандуила, и он, как плетью, стал хлёстко бить словами:
— Того, что знаю я, довольно для того, чтоб сделать вывод: передо мной коварный обольститель, лживый приспешник Моргота. Тот, кто обманом втирается в доверие и предает его. Мне до скончания света не отмыться от позора твоей любви!
Майрон вскочил, взметнувшись тёмным вихрем. Он был страшен. Гнев разбудил в нём исполина, и Саурон предстал пред эльфом. Огромный, тёмный, с горящим взором, он навис над Трандуилом. Лицо чужое, грозное склонилось к королю, а голос, ужасающий своим спокойствием, проговорил:
— Отмыться, говоришь? Испачкался ты? Моя любовь позорна?
Звенящий гневом голос майа вызвал у эльфа дрожь, только безумец не устрашился бы. Владыка эльфов безумцем не был. Страх ледяной рукой сдавил израненное сердце, сминая боль.
И Трандуил, закрыв глаза, вздохнув, проговорил:
— Убей меня, Гортхаур, здесь и сейчас. Прошу.
Ответом стала тишина. Король открыл глаза и замер: пред ним был Майрон, прежний, он печально улыбался и ласково смотрел.
— Мой король, как бы ты ни дразнил меня, как бы ни оскорблял, я никогда не причиню тебе вреда. И выслушать меня тебе придётся.
Трандуил проговорил устало:
— Я слушаю.
Майрон прошелся по комнате, обдумывая, как начать. Остановившись перед Трандуилом, он начал говорить:
— С начала сотворения мира я много ощутил и понял. Но никогда не понимал любви. Я презирал любовь, считал её уделом слабых и неразумных… Но, лишь познав её, я понял, что такое счастье… Лишь обретя тебя, я понял счастье, Трандуил. И для меня нет ничего ценнее твоей любви. Ты слушаешь меня с серьёзным видом. Ты знаешь, это — правда…