У Леголаса от воспоминаний зарделись щеки, он подумал: «Да и зачем встречаться так далеко, в опасном месте? Ведь, если бы то был кто-нибудь из Дейла, Эсгарота или окрестностей, бессмысленно так углубляться в лес. Предполагаю, место для свиданий найти поближе было бы не трудно. Да мало ли возможностей?!»
Он наклонил ладонь, и волос, соскользнув, упал на мягкую подушку, лежащую под боком. Волос падал быстро. «Тяжёлый… — подумал принц, — и кудри, видимо, густые и тяжёлые…» «…Словно гривы меарас…» — «подсказал» в мыслях голос старца. «Заладил Митрандир! Как мне его слова запали в память! Так впечатлил меня его рассказ о Сауроне… Саурон… — принц мелко задрожал от этой мысли. — Отец и… Он! Невероятно! Быть этого не может!»
Волос поблёскивал, дразнясь. Принц глубоко вздохнул: «Представим, я безумен и допущу на миг, что это Он. Что ж, если Он таков, каким его описывал волшебник, то не приходится дивиться тому, что мой отец поддался чарам… Уж сколько дев о короле вздыхают, а он не видит ни одной. Ещё бы! Если он познал любовь… Его… Куда уж девам с Ним тягаться…» Леголас закрыл глаза: «Нет! Что за мысли?! Волос — не причина так думать! Ведь Саурон… красавцем был когда-то, не сейчас. С чего я взял, что это Он?..» «А голос… этот голос был пленительный даже для слуха эльфа, люди такими голосами не обладают. Нет, то был не человек! В том я уверен! Голос волшебный… обольстительный… ну вот, опять я думаю о Сауроне! Голос и волос… что ещё?»
«Паук! — сверкнула молнией догадка. — Паук отца не тронул! Он пятился, подобострастно извиняясь. Я тогда подумал, что это магия отца. А это мог быть… приказ Хозяина…» «Подумаешь, паук! — принц словно уговаривал себя не верить собственным догадкам. — Вдруг, то была случайность? Какие есть еще причины думать?..» «Они встречаются в заброшенных чертогах… так близко от холма! Отец мой храбр, но не безумен, чтоб в одиночку приближаться к месту, откуда тёмный замок распространяет тень на лес… Зачем ему так рисковать? Он даже назгула не устрашился! А ведь Митрандир уверял тогда, что на холме Кхамул обосновался… по воле Саурона…» Вдруг в памяти возникло то, как в беседе с Митрандиром король настаивал на том, что Враг повержен. «Он защищал любовника! — во рту у Леголаса пересохло. — Подумать только!.. Защищал! Его!!!» Последняя догадка пронзила сердце острой болью: «Он любит… оттого и защищает… Отец не просто делит ложе с любовником и говорит в порыве страсти о любви, он любит! На самом деле любит!» Леголас простонал при этой мысли. «Но отчего отец вернулся сам не свой? Что там случилось? Неужто Он его обидел? Нет… невозможно… я же слышал Его… как ласково Он говорил с отцом! Как страстно шептал бесстыдные слова… Он тоже любит… Он… Он?! Любит?!»
Леголас стремительно поднялся со скамьи, от мыслей его терзала жажда. Налив в стакан воды и залпом выпив, он снова посмотрел на волос.
«Представить своего отца в объятьях Саурона может лишь безумец! Да и откуда им знать друг друга?! Я, верно, потерял рассудок…» Он взял сверкающую нить с подушки, любуясь, пропустил её меж пальцев, и, подумав, спрятал в шкатулку, где хранил оставшиеся с детства безделушки.
Летели годы.
С той ночи влюблённые не виделись. Король терзался от разлуки и понимания того, что Майрон — заложник собственных ошибок, и ничего уже нельзя исправить. Он знал, что тот, кого он любит, напрасно с надеждой смотрит в палантир. Но Трандуил запретил себе касаться камня. Он знал, что увидев Майрона, не сможет устоять перед соблазном вновь броситься в его объятия. И тяжелее станет во сто крат. Король решил, что время и разлука помогут заморозить сердце.
Майрон стал мрачен, всё это время он действительно надеялся увидеть Трандуила и мучился не меньше, чем в те годы, когда король его еще не знал. Хозяин Дол Гулдура стал выглядеть иначе: длинные бархатные одеяния Майрон больше совсем не надевал, сменив наряд на более короткий и удобный. Медные волосы больше не покрывали свободно плечи и не струились сверкающим каскадом вдоль спины. Всё чаще кудри были стянуты в пучок, что высоко вздымался на затылке, подобно конскому хвосту, а пряди, те, что покороче, завитками покрывали шею. Весь облик тёмного владыки стал более суровым. Привычные к улыбке губы теперь были плотно сжаты, а в некогда лучистом взгляде уже пылал пожар войны.
Ничто не радовало его больше, ничто не доставляло удовольствия. Он снова мрачно ненавидел вольнолюбивые народы, Кольцо, себя и свой удел. Убранство замка изменилось под стать хозяину: со стен исчезли зеркала и гобелены, а в зале, где Майрон обычно проводил всё время, появился огромный стол, на нём лежали карты, свитки и… палантир. Его хозяин Дол Гулдура теперь использовал в военных целях, продумывая стратегию грядущих битв.
Кольцо нашлось и снова потерялось, шли поиски того, кто мог его носить с собой. Столица Мордора уже была готова принять владыку, но Майрон медлил, сидя в Дол Гулдуре. Он всё еще надеялся увидеть короля. Единственной отрадой тёмного владыки стала мысль о том, что, обретя Кольцо и власть, он сможет, наконец, вздохнуть свободно. Изгнанник станет властелином и сможет, наконец, любить открыто, не таясь.
Трандуил… Майрон прекрасно знал: эльф — воин, не внемлет он его мольбам не ввязываться в битвы. Как уберечь его от пламени пожара, что непременно расползётся по Средиземью? И в мыслях Майрона родился план: отрезать Трандуила от союзников со всех сторон и не позволить выйти из владений. Король не станет рисковать своим народом. Зная Трандуила, Майрон предполагал, что тот, скорее всего, запрётся в своих чертогах и будет ждать. Паучьи полчища и орки Дол Гулдура отрежут путь на юг и запад, северо-запад надёжно укреплён войсками Гундабада, осталось лишь замкнуть кольцо с юго-востока, для этого необходимо изгнать людей из Эсгарота и завладеть горой, где спит дракон, с драконом Майрону договориться куда проще, чем с гномами. Но в этом хитроумном плане отсутствовал один немаловажный пункт — деяния Олорина. Если бы Майрон знал, ЧТО маг задумал, то пожалел бы вновь, что не убил его.
Во взоре Леголаса блестела радость — он наконец-то видел короля другим: не замкнутым, холодным, отрешённым, каким он был с той самой ночи, когда вернулся сам не свой. Сейчас лицо владыки светилось любопытством… Принц еле подавил улыбку, что так некстати кривила рот, не соответствуя серьёзности момента.
Владыка Мирквуда вальяжно восседал на троне. Длинная мантия, переливающаяся оттенками багрянца, придавала золотистое свечение бледному лицу. На голове была корона (её король не надевал давно). «Жаль, этого не видят люди! Уже бы новых песен наслагали о красоте лесного короля!» — при этой мысли Леголас, всё же, не сдержал улыбку.
Внизу, у трона толпились гномы. Вид их был жалок после стычки с пауками. Потрёпанные, злые из-за того, что их против воли притащили к Трандуилу. О том, что эльфы, в общем-то, спасли им жизнь, отбив у пауков, гномы не думали. Из-за их маленького роста им пришлось задрать вверх головы, чтобы видеть короля. А тот едва скрывал усмешку.
Прошло так много лет с тех пор, как гномы заходили в Мирквуд. Для этого должна быть очень веская причина, и Трандуил о ней уже догадывался. Двенадцать Наугрим смотрели мрачным взором на короля.
Один из гномов возмутился:
— Мы что, преступники какие-то? Владыка, не очень-то гостеприимно ты нас встречаешь! Коль уж нас затащили к тебе в гости, ты мог бы проявить учтивость и спуститься чуть пониже, чтоб наши шеи не ломило!
Трандуил звонко рассмеялся:
— Урок учтивости от гномов?! — тон короля вдруг изменился и стал язвительным. — Да вам учтивость неведома. Ни вам, ни вашим королям! Ах, да, у вас ведь нет ни короля, ни королевства! Моё гостеприимство не по нраву? Гостеприимство пауков, я полагаю, вам милее? Поистине — о гномьей наглости пора слагать легенды.
Повисло тяжёлое молчание.
Один из гномов, седовласый, заговорил:
— Владыка, мы благодарны за спасение. Но говорить о короле в его присутствии так, будто его нет, и заставлять его стоять, униженно взирая снизу вверх…хм…