Мысли вернулись к палантиру, жестоко обманувшему томительные ожидания своего хозяина, что вызвало в последнем вспышку гнева. Уже несколько месяцев Майрон напряжённо всматривался в безжизненную глубину «видящего камня» в надежде разглядеть в ней знакомый манящий облик. Но камень был слеп, как любой из тех, что составляли стены этой крепости.
По всей видимости, «глаза» второго палантира были предусмотрительно закрыты каким-то непроницаемым покровом — Трандуил заботливо берёг своё личное пространство от чужих глаз. «Раньше он был менее осмотрителен», — при этой мысли сладкие от вина губы растянулись в соблазнительной улыбке.
Вернулись пленительные воспоминания о видениях, что Майрону дарил палантир, пока владыка Мирквуда не заподозрил, что туманная глубина магической сферы может «смотреть» независимо от желания её обладателя.
Два палантира: из Аннуминаса (что был теперь в покоях Трандуила), ещё один — с вершины Амон Сул (в него тщетно всматривался дни и ночи Майрон), не утонули вместе с последним Арнорским королём, но тёмный властелин постарался, чтобы все так думали.
Мысли Майрона вновь унеслись в прошлое.
Разлучив лесного короля с возлюбленной, хозяин Гундабада продолжил наблюдать за Трандуилом с вершины Амон Ланк, предвкушая, как будет мучиться эльф. Шли годы. Жизнь в Эрин Галене текла своим чередом, и не слишком проницательному стороннему наблюдателю могло показаться, что в ней ничто не изменилось. Но Майрон не был таковым. От его взора и слуха не укрылись перемены. Спустя годы обычно звонкие голоса лесных эльфов притихли, невидимая тень траура накрыла чертоги короля.
Давным-давно отзвучала изумительно красивая и невыносимо печальная песнь плача, которой эльфы выражают свою скорбь, провожая своих ушедших близких. Лес погрузился в тишину. О королеве не упоминал никто со времени её исчезновения. Молчал король. Молчали эльфы. Молчал малыш. После перенесённого потрясения он за несколько лет не произнёс ни слова; беззаботный и резвый ребёнок стал молчалив, задумчив и бесконечно одинок.
Отец как будто отстранился от него. Винил ли он сына в случившемся? Никто не знал. Но всем было известно, что именно детская забава принца привела его мать в западню. И ребёнок нёс на своих хрупких плечиках этот груз. Он знал, что ослушался, знал, что погибли воины, но он не понимал, почему мать покинула его. На этот не заданный вопрос ему никто не дал ответа. Отец почти не говорил с ним и смотрел будто сквозь него, не видя.
Король стал редко покидать свои покои, и в те нечастые мгновения, когда он выходил, пытливый взгляд наблюдателя отмечал как прежде, гордо поднятый подбородок, по-прежнему ослепительно красивое лицо, всё так же мерцающее золото волос и полные достоинства движения. Лишь рот, который больше не трогала улыбка, казался будто вырезанным в мраморе, а в глазах застыла вечная зима.
Майрон, сам не зная, почему, все эти годы не ощущал удовлетворения. Его враг страдал — чутьё злого гения не обмануть. Но отчего-то не было триумфа. Быть может, нужно было больше — увидеть врага сломленным, уничтоженным? Увидеть, как поникнут его плечи, а глаза лишатся зрения от выплаканных втайне слёз? Увидеть, что ничто не радует эльфийского владыку, даже с годами возмужавший достойный сын?
Быть может, стоит время от времени посылать королю по одному из пальчиков, что так любил он целовать с улыбкой? Ставших почти прозрачными пальчиков той, что медленно угасала в глубине горы в одиночестве, в неведении о судьбе сына, лишённая дневного света, на протяжении столетий не видящая никого кроме противных эльфийскому взору орков. Майрон ни разу не взглянул на неё. Он сделал, так, как пожелал — стёр лишние штрихи с картины.
В конце концов, он отказался от затеи возвращать королеву по частям. Для всех она исчезла в недрах горы, её уже давно считают мёртвой. Владыка Эрин Галена при всей своей мудрости и магии не мог знать, что сталось с его любимой — слишком глубоко гномы строили застенки Гундабада, чтобы эльфийская мысль могла проникнуть туда.
И Майрон спрашивал себя: «Зачем узница до сих пор жива? Что можно выгадать её жизнью? Обменять её жизнь… на что? Что такого ценного может предложить бессмертному духу король Трандуил? Кроме самого себя…»
При этой мысли Майрон вновь ощутил хорошо знакомый порыв взвиться вихрем и унестись подальше в горы.
Что-то непоправимо, бесконечно было не так! Отсутствие ясности и порядка лишало покоя. Приняв решение, дух понёсся в Гундабад.
Чтобы покончить с сомнениями, тёмный властелин отдал распоряжение: узница должна умереть. Как именно — решать палачам, господину это безразлично. Тело её должно исчезнуть. Удаляясь прочь от командующего гарнизоном, повелитель постарался отогнать от себя мерзкое видение того, как довольно ухмыльнулся огромный орк, чьи глаза сверкнули странным огоньком… Майрон хорошо знал этот огонёк в глазах смертных. Это была похоть.
Шло время, армия Гундабада росла. Тёмный властелин тайно возвращал свою силу и влияние. Дымка в небе над Рованионом держалась уже несколько столетий, лишь иногда исчезая на короткое время. На время, что требовалось духу для того, чтобы восстановить свое равновесие среди горных вершин и вновь вернуться к созерцанию леса.
Века скорби не изменили облик эльфийского владыки, не подточили его силы, но превратили короля почти в затворника. Майрон видел его невыносимо редко; и месяцы, годы, десятилетия мучительного ожидания очередной встречи слились в одно неразличимое пятно.
Спустя века страданий Трандуила, даже предав ужасной смерти его любимую жену, злой гений так и не ощутил желанного торжества. Странные порывы всё чаще уносили дух в горы, но он неизменно возвращался к холму Амон Ланк, словно его тянула туда невидимая нить.
Метания чередовались с напряжённым ожиданием до тех пор, пока он не осознал, что уже не может, как прежде парить прозрачной дымкой в облаках. Близость Кольца сделала свое дело — дымка стала отбрасывать тень. Майрон вновь медленно, но верно обретал плоть.
Это обстоятельство поставило его перед вопросом о месте обитания. Гундабад был прекрасно укреплён и искусно выстроен прежними хозяевами, его сводчатые залы невероятных размеров и красоты могли стать достойным жилищем. В этом великолепном подземном дворце имелась своя прелесть. Но Майрону была невыносима мысль о том, как далека эта гора от Ирисных Низин, Кольца и… от чертогов Трандуила.
Трандуил…
Истина, что повсюду неотступно следовала за Майроном все эти столетия, вдруг открылась ему. Сколько бы ни старался он гнать от себя мучительные мысли, как бы ни пытался скрыться от них среди высоких гор, какие бы стены доводов ни возводил вокруг себя, теперь он был вынужден признаться самому себе в том, во что отказывался верить. Он одержим.
Он, высший дух, могущественный майа, считавший себя выше всяких чувств и всех народов, отчаянно, нестерпимо желал любви.
Любви мужчины.
Эльфа.
Лесного короля.
Трандуила.
Утрата Кольца, потеря плоти, века изгнания не стали для Майрона потрясением бо́льшим, чем вдруг открывшаяся правда. Что делать с этой правдой, он не знал. Но впервые за минувшие столетия дух не тянуло искать покоя среди гор. Порядок и ясность вернулись в его мысли, принеся с собой долгожданное облегчение.
Веками терзавший его образ вдруг стал сладчайшей из грез. И не было вопросов: «Почему? Почему эльф? Почему мужчина? Почему именно он?»
Ибо не было ответов.
Лишь жажда: видеть, слышать, обладать…
====== 4. ХОЗЯИН ДОЛ ГУЛДУРА ======
Медовые глаза сверлили взглядом палантир. «Что случилось? Почему он затаился? Что могло спугнуть его? — лихорадочно носились мысли. — Я знаю то, что видел: широко распахнутые восхищённые глаза, трепещущие ноздри, приоткрытые зовущие губы». В голове до сих пор звучала музыка любимого голоса, шепчущего: «Ты прекрасен». «Быть может, недостаточно прекрасен? Для него…»
Словно желая убедиться в собственной привлекательности, Майрон приблизился к одному из огромных зеркал. В массивной раме возникла картина:
Пламя множества свечей, многократно отражаясь в зеркалах, озаряло высокую стройную фигуру. Вишнёвый бархат роскошного одеяния облегал гибкое тело, струясь вниз до самого пола, подобием лужи растекаясь у ног. Дивной красоты лицо казалось словно подсвеченным изнутри, чуть растянутые в полунасмешливой улыбке губы наводили на мысль о наслаждении. Густые, длинные ресницы обрамляли ласкающий взгляд золотистых глаз с пляшущими искорками в глубине. Каскад сверкающих тяжёлых кудрей цвета отполированной до ослепительного блеска меди ниспадал до самой талии.