— Сослалась на понос, — улыбнулась я натянуто.
— Только не говори, что у поноса Сашино лицо.
— Отвратительно, — поморщилась я с улыбкой на губах. — Но правда.
Арина тихо присвистнула и тоже повернула лицо к окну.
— Всё плохо?
— Он меня ненавидит, — ответила я тут же.
— Я его понимаю. Столько лет с тобой живу. И любовь — это последнее, что хочется к тебе испытывать, — саркастично подметила сестра, не скрывая ехидной улыбки.
— Коза, — усмехнулась я беззлобно и вытянула ногу в сторону Арины. Она сделала то же самое, из-за чего наши ступни соприкоснулись.
— И, всё-таки, почему бы тебе с ним не поговорить сейчас? Столько лет уже прошло…
— В том-то и дело. Уже поздно и ни к чему. Любые мои слова он не примет за чистую монету, а пореветь, вспоминая, я и наедине с собой могу.
— Вот поэтому я ненавижу турецкие, бразильские и любые другие сериалы на миллион серий. В них обязательно есть одна тупая баба, которая обязательно главная героиня, и которая не может сказать двух главных слов, чтобы вся это свистопляска закончилась. Почему вы, взрослые, умея говорить дохрена умных слов, не умеете сказать самое просто и важное? Может, скажи ты ему тогда правду, у вас бы всё хорошо сложилось и обошлось бы без ненависти и обид?
— Потому что иногда сказать самое простое сложнее всего. Передо мной встал выбор, и я его сделала. Ты еще молодая и не всего понимаешь…
— Молодая? — фыркнула Арина. — Мне двадцать. Ты в моем возрасте уже стирала обосранные пеленки.
— А ты в своем возрасте живешь без забот и сложностей отношений. И не можешь осуждать мой выбор. Сомневаюсь, что ты поступила бы иначе, окажись на моем месте. И не дай тебе Бог применить на практике выражение: «если любишь — отпусти». Я отпустила.
— Отпустила настолько хорошо, что даже спустя семь с лишним лет мужик до сих пор тебя ненавидит.
— Так надо было, — выдохнула я, отвернувшись к окну.
— Не понимаю, — продолжала бунтовать Арина.
— И это хорошо.
Семь с половиной лет назад…
— Рунька, ты что там опять заперлась? — кричала мама из-за двери туалета, пока меня выворачивало в унитаз.
Я же ничего не ела сегодня. Так какого чёрта меня рвёт? Уже который день нет аппетита, зато есть слабость, недомогание и головокружение по утрам. Неделю назад я съела пиццу, в которой был не очень вкусный сыр. Может, это из-за него?
— Ничего, — крикнула я, отерев рот тыльной стороной ладони. Смыла и села на край раковины. Свесила голову, надеясь на то, что меня вот-вот отпустит. Через десять минут мне нужно выходить в универ, Арине в школу, а я всё никак не могу взять себя в руки.
Да чёрт бы с ним, с этим универом! Но вечером со сборов возвращается Саша, и я не могу встретить его вялой тряпкой. Мы не виделись целую неделю! С ума сойти! Это первое наше такое долгое расставание и, надеюсь, последнее. Его хоккейная команда, в которой он капитан, возвращается с победой, а у меня даже нет сил для того, чтобы искренно за них порадоваться.
Как же я по нему соскучилась. Телефонные разговоры — это совсем не то. Ничто не сможет заменить настоящие объятия и поцелую
— Рунька, твою мать! Выходи! Не одна же живёшь! — вспылила мама, и мне пришлось выйти из ванной, чтобы снова почувствовать прилив тошноты, когда в нос ударил запах многодневного перегара.
— Опять блевала, что ли? — поморщилась мама, будто это ей было противно, а не мне.
— Да. Отравилась, наверное, — бросила я, проходя в прихожую.
— Знаем мы эти отравления, — едко заметила мама. — Сама так два раза травилась. Тест сделай, да к гинекологу иди.
— Зачем? — опешила я.
— За абортом, — вздохнула мать устало и посмотрела на меня с ядовитой усмешкой. — Или ты рожать собралась? Дура, что ли?
— Я не… Ты о чем, вообще? Я не беременна.
— Ну, да, — закатила мама глаза и поправила растянутый старый свитер. — Вы же с Сашкой только за ручки держитесь, когда ты у него ночуешь. Представляю, как его мамка облезет, когда узнает, что её сынок натворил. Даже жалко, что пропущу это.
Я не стала ничего отвечать маме. Проверила, что Арина готова выходить в школу и, прихватив с собой мусорный пакет, звенящий вчерашними бутылками, вышла из квартиры.