— Интересно, почему?.. Просто из чувства брезгливости? Или потому, что на самом деле ты… знаешь? Возможно, на самом деле твой холодный бесстрастный ум уже дал тебе ответ, четкий и определенный… настолько определенный, что ты думать об этом не желаешь. Кто же у тебя на уме? Эстер?
— Вот еще! Зачем бы Эстер стала убивать маму?
— Действительно, как будто бы незачем, — согласился Филип. — Но ведь встречаются описания таких случаев. Сын — или дочь — родители не чают в них души, они ухожены и избалованы, но в один прекрасный день случается какой-нибудь пустяк: любящий папаша не дал денег на кино или на новые туфли или, отпуская дочь с кавалером, велит ей быть дома в десять, и ни минутой позже. Это может быть совершенная ерунда, но от нее, как от спички, вспыхивает цепочка давно накопившихся обид, и на юное создание вдруг накатывает, девица хватается за молоток или топор, а возможно, и за кочергу — и все, конец. Объяснить такие поступки всегда трудно, но они случаются… Словно вырывается наружу долго подавлявшийся протест, нежелание подчиняться старшим. С Эстер тоже могло случиться нечто подобное… Ведь с Эстер как? Поди догадайся, что за мысли в ее хорошенькой головке. Она слабохарактерна, это бесспорно, и тяготится собственной слабостью. А ваша мать была таким человеком, рядом с которым ей постоянно приходилось ощущать себя слабой. Да, — Филип, воодушевившись, подался вперед, — мне кажется, я мог бы выстроить вполне убедительное обвинение против Эстер.
— Господи, да перестань ты говорить об этом! — не выдержала Мэри.
— Перестану, — согласился Филип. — Разговорами ничего не добьешься. Впрочем, это еще как сказать… Прежде всего надо нащупать вероятную схему убийства. А потом прикинуть, кто именно может вписаться в эту схему. Ну а уж когда все более или менее проясняется, следующий шаг — расставлять незаметные ловушки и смотреть, кто в них попадется.
— В доме тогда находилось всего четыре человека, — напомнила Мэри. — А ты рассуждаешь так, будто тут было по меньшей мере человек десять. Насчет папы я с тобой согласна: он не мог этого сделать. Но что у Эстер могли быть на это причины — совершеннейший абсурд… В общем, остаются Кирсти и Гвенда.
— И которую же из них ты предпочитаешь? — с еле уловимой издевкой в голосе спросил Филип.
— Не могу себе представить, чтобы это могла сделать Кирсти, — не поведя бровью, ответила Мэри. — Она всегда так терпелива, так добра. И маме она была по-настоящему преданна. Возможно, конечно, что она внезапно повредилась в уме. Говорят, такое бывает, но раньше я никогда не замечала за ней никаких странностей.
— Верно, — согласился Филип. — Я бы сказал, Кирсти — абсолютно нормальная женщина, которой необходима полноценная, во всех смыслах, жизнь. В этом она, пожалуй, похожа на Гвенду, только Гвенда привлекательна и хороша собой, а бедная старушка Кирсти глупа и неказиста. Ни один мужчина, я думаю, не взглянул на нее дважды. Но ей бы так этого хотелось! Она была бы рада полюбить кого-нибудь и выйти замуж. Горькая, должно быть, доля — родиться женщиной, когда ты совершенно некрасива и необаятельна, да еще если этот недостаток не возмещается ни умом, ни талантом. Понимаешь, она слишком долго прожила здесь. Ей бы уехать сразу после войны, заняться снова своим ремеслом массажистки. Глядишь, подцепила бы какого-нибудь богатенького старичка.
— Ты как все мужчины, — проворчала Мэри. — Вы думаете, у женщин одно на уме: выйти замуж.
Филип ухмыльнулся.
— Да, я консерватор и думаю, что для всех женщин это самое главное. А кстати, у Тины нет сердечного дружка?
— Мне, по крайней мере, о таком не ведомо, — ответила Мэри. — Правда, она мало о себе рассказывает.
— О да, она такая тихоня. И не то чтобы так уж хороша собой, но очень грациозна. Интересно бы узнать, что ей об этом деле известно?
— Наверно, ничего, — сказала Мэри.
— Ты так думаешь? А я нет.
— Тебе постоянно что-то мерещится, — заметила Мэри.
— Ничего мне не мерещится. Знаешь, что она сказала? Она-де очень надеется, что ей ничего не известно. Довольно интересное высказывание. Держу пари, что она что-то знает.
— Что, например?
— Может быть, нечто такое, что может стать недостающим звеном во всей цепочке событий, но она не очень понимает, что именно. Надеюсь, мне удастся что-нибудь выяснить у нее.
— Филип!
— Бесполезно, Полли. У меня теперь есть цель в жизни. Я внушил себе, что мое расследование необходимо, оно в интересах общества. Итак, с чего начать? Пожалуй, мне следует начать с Кирсти. Она в общем-то простая душа.