— Вы, вероятно, всегда понимали это?
— Я предостерегал Рейчел, — кивнул Лео. — Но она, конечно, не верила. Отказывалась верить. Она внушала себе, что это ее родные дети.
— Тина всегда казалась мне темной лошадкой, — сказал Филип. — Возможно, потому, что она не совсем белая. Кто был ее отец, вы знаете?
— Кажется, какой-то моряк. Возможно, индиец. Мать не могла точно сказать, — сухо добавил Лео.
— Совершенно непонятно, как она на что реагирует, что думает. Говорит мало. — Филип замолчал. А потом выпалил: — О чем, интересно, она знает, но помалкивает?
Он заметил, как рука Лео, переворачивавшая страницы, замерла в воздухе. На мгновенье стало тихо, затем Лео спросил:
— Почему вы думаете, что она говорит не все, что знает?
— Но, сэр, это же очевидно, разве нет?
— Мне не очевидно, — сказал Лео.
— Ей известно что-то, что может повредить какому-то определенному лицу, вы не думаете?
— Я думаю, Филип, вы уж простите меня, что рассуждать на эти темы крайне неосмотрительно. Можно нафантазировать лишнее.
— Вы меня хотите припугнуть, сэр?
— Какое вам, в сущности, до всего этого дело, Филип?
— В смысле, что я не полицейский?
— Да. Именно это я хотел сказать. Полицейские обязаны выполнять свою работу. Их долг — разбираться, что и как.
— А вы сами не хотите в этом разобраться? Или… или вы и без того знаете, кто убийца? Знаете, сэр?
— Нет.
Краткость и страстность его ответа поразили Филипа.
— Нет, — повторил Лео и ударил ладонью по столу. Сейчас он был совсем не похож на того тихого и замкнутого книжного червя, которого так хорошо знал Филип. — Я не знаю, кто убийца! Слышите? Не знаю. Не имею ни малейшего представления. И не хочу, не желаю знать.
Глава 17
— Эстер, а ты что тут делаешь, душечка моя? — спросил Филип.
Он катил в своем кресле по коридору. А Эстер стояла в коридоре у окна. При звуке его голоса она вздрогнула и оглянулась.
— А, это ты, — проговорила она.
— Созерцаешь Вселенную или хочешь выпрыгнуть из окна? — поинтересовался Филип.
— С чего это ты взял? — с вызовом спросила Эстер.
— По лицу прочел, — ответил Филип. — Однако, если ты и вправду задумала такое, предупреждаю: данное окно для подобных целей не годится: оно слишком низко от земли… Ну подумай сама: до чего неприятно будет получить перелом руки и ноги вместо благодатного забвения, которого ты жаждешь.
— Когда-то Микки вылезал из этого окошка и спускался по стволу магнолии. И возвращался тем же путем. А мама об этом и не догадывалась.
— Чего только не скрывают от родителей! Можно целую книгу написать на эту тему. Однако если ты все же подумываешь о том, чтобы свести счеты с жизнью, Эстер, то гораздо надежнее будет прыгнуть с того места, где беседка.
— Это где выступ над самой рекой? Да, там разобьешься в лепешку о камни!
— У тебя слишком пылкое воображение, Эстер. Большинство людей вполне удовлетворила бы газовая духовка: аккуратно сунул туда голову — и порядок. Или того проще: выпить целую пачку снотворного.
— Я рада, что ты здесь, — неожиданно сказала Эстер. — С тобой всегда можно поболтать на любые темы… о чем угодно.
— Мне ведь теперь больше особенно и заняться нечем, — признался Филип. — Пошли в мою комнату, поболтаем еще. — И, видя, что она колеблется, добавил: — Мэри внизу, пошла приготовить для меня какое-то несъедобное угощение — своими собственными белыми ручками.
— Мэри меня не поймет, — сказала Эстер.
— Это верно, — согласился Филип. — Мэри ничегошеньки не поймет.
Он покатил дальше, и Эстер пошла с ним рядом. Она открыла дверь их гостиной и пропустила Филипа вперед.
— А вот ты понимаешь, — сказала она, входя следом. — Почему?
— Видишь ли, бывают ситуации, когда такие мысли не могут не прийти в голову… Например, когда со мной случилась эта история и я понял, что могу остаться калекой на всю жизнь…
— Да, — сказала Эстер. — Это, наверно, было жутко. Жутко. Ты же летчик.
— «Высоко-высоко по небу летит на белой тарелочке сахарный бисквит», — шутливо продекламировал Филип.
— Прости меня, ради Бога! Я такая эгоистка… я не подумала… это я должна была проявить сочувствие.
— И хорошо, что не проявила, — сказал Филип. — И вообще, это время у меня уже прошло. Ко всему можно привыкнуть, Эстер. Сейчас эти слова для тебя — пустой звук, но в конце концов ты убедишься, что я прав. Если только не успеешь раньше наделать всяких глупостей. Ну давай рассказывай. Что такое случилось? Повздорила, наверно, со своим дружком, этим неулыбой-медикусом?