Однажды жил, не знаю где, богатыйИ добрый человек. Он был женатИ всей душой любил свою жену;Но не было у них детей; и этоИх сокрушало, и они молились,Чтобы господь благословил их брак;И к господу молитва их достигла.Был сад кругом их дома; на полянеТам дерево тюльпанное росло.Под этим деревом однажды (этоСлучилось в зимний день) жена сиделаИ с яблока румяного ножомСнимала кожу; вдруг ей острый ножЛегонько палец оцарапал; кровьПурпурной каплею на белый снегУпала; тяжело вздохнув, онаПодумала: «О! если б бог нам далДитя, румяное как эта кровьИ белое как этот чистый снег!И только что она сказала это, в сердцеЕе как будто что зашевелилось,Как будто из него утешный голосШепнул ей: «Сбудется». Пошла в раздумьеДомой. Проходит месяц – снег растаял;Другой проходит – все в лугах и рощахЗазеленело; третий месяц миновался —Цветы покрыли землю, как ковер;Прошел четвертый – все в лесу деревьяСрослись в один зеленый свод, и птицыВ густых ветвях запели голосисто,И с ними весь широкий лес запел.Когда же пятый месяц был в исходе —Под дерево тюльпанное онаПришла; оно так сладко, так свежоБлагоухало, что ее душаГлубокою, неведомой тоскоюБыла проникнута; когда шестойСвершился месяц – стали наливатьсяПлоды и созревать; она же сталаЗадумчивей и тише; наступаетСедьмой – и часто, часто под своимТюльпанным деревом она однаСидит, и плачет, и ее томитПредчувствие тяжелое; насталОсьмой – она в конце его больнаяСлегла в постелю и сказала мужуВ слезах: «Когда умру, похорониМеня под деревом тюльпанным»; месяцДевятый кончился – и родилсяУ ней сынок, как кровь румяный, белыйКак снег; она ж обрадовалась так,Что умерла. И муж похоронилЕе в саду, под деревом тюльпанным.И горько плакал он об ней; и целыйПроплакал год; и начала печальВ нем утихать; и наконец утихлаСовсем; и он женился на другойЖене, и скоро с нею прижил дочь.Но не была ничем жена втораяНа первую похожа; в дом егоНе принесла она с собою счастья.Когда она на дочь свою роднуюСмотрела, в ней смеялася душа;Когда ж глаза на сироту, на сынаДругой жены, невольно обращала,В ней сердце злилось: он как будто ейИ жить мешал; а хитрый искусительПротив него нашептывал всечасноЕй злые замыслы. В слезах и в гореСиротка рос, и ни одной минутыВеселой в доме не было ему.Однажды мать была в своей каморке,И перед ней стоял сундук открытыйС тяжелой, кованной железом кровлейИ с острым нутряным замком; сундукБыл полон яблок. Тут сказала ейМарлиночка (так называли дочь):«Дай яблочко, родная, мне». – «Возьми», —Ей отвечала мать. «И братцу дай», —Прибавила Марлиночка. СначалаНахмурилася мать; но враг лукавыйВдруг что-то ей шепнул; она сказала:«Марлиночка, поди теперь отсюда;Обоим вам по яблочку я дам,Когда твой брат воротится домой».(А из окна уж видела она,Что мальчик шел, и чудилося ей,Что будто на нее с ним вместе злоеШло искушенье.) Кованый сундукЗакрыв, она глаза на двери дикоУставила; когда ж их отворилМалютка и вошел, ее лицоБелее стало полотна; поспешноОна ему дрожащим и глухимСказала голосом: «Вынь для себяИ для Марлиночки из сундукаДва яблока». При этом слове ейПочудилось, что кто-то подле громкоЗахохотал; а мальчик, на нееВзглянув, спросил: «Зачем ты на меняТак страшно смотришь?» – «Выбирай скорее!» —Она, поднявши кровлю сундука,Ему сказала, и ее глазаСверкнули острым блеском. Мальчик робкоЗа яблоком нагнулся головойВ сундук; тут ей лукавый враг шепнул:«Скорей!» И кровлею она тяжелойЗахлопнула сундук, и головаМалютки, как ножом, была железнымОтрезана замком и, отскочивши,Упала в яблоки. Холодной дрожьюЗлодейку обдало. «Что делать мне?» —Подумала она, смотря на страшныйЗахлопнутый сундук. И вот онаИз шкапа шелковый платок достала,И, голову отрезанную к шееПриставив, тем платком их обвилаТак плотно, что приметить ничегоНе можно было, и потом онаПеред дверями мертвого на стул(Дав в руки яблоко ему и к стенкеЕго спиной придвинув) посадила;И наконец, как будто не былаНи в чем, пошла на кухню стряпать. ВдругМарлиночка в испуге прибежалаИ шепчет: «Посмотри туда; там братецСидит в дверях на стуле; он так бел;И держит яблоко в руке; но самНе ест; когда ж его я попросила,Чтоб дал мне яблоко, не отвечалНи слова, не взглянул; мне стало страшно».На то сказала мать: «Поди к немуИ попроси в другой раз; если ж онОпять ни слова отвечать не будетИ на тебя не взглянет, подериЕго покрепче за ухо: он спит».Марлиночка пошла и видит: братецСидит в дверях на стуле, бел как снег;Не шевелится, не глядит и держит,Как прежде, яблоко в руках, но самЕго не ест. Марлиночка подходитИ говорит: «Дай яблочко мне, братец».Ответа нет. Тут за ухо онаТихонько братца дернула; и вдругОт плеч его отпала головаИ покатилась. С криком прибежалаМарлиночка на кухню: «Ах! родная,Беда, беда! Я братца моегоУбила! Голову оторвалаЯ братцу!» И бедняжка заливаласьСлезами и кричала криком. ЕйСказала мать: «Марлиночка, уж горюНе пособить; нам надобно скорейЕго прибрать, пока не воротилсяДомой отец; возьми и отнесиЕго покуда в сад и спрячь там; завтраЕго сама в овраг я брошу; волкиЕго съедят, и косточек никтоНе сыщет; перестань же плакать; делай,Что я велю». Марлиночка пошла;Она, широкой белой простынеюОбвивши тело, отнесла его,Рыдая, в сад, и там его тихонькоПод деревом тюльпанным положилаНа свежий дерн, который покрывалМогилку матери его… И что же?Могилка вдруг раскрылася, и телоВзяла, и снова дерн зазеленелНа ней, и расцвели на ней цветы,И из цветов вдруг выпорхнула птичка,И весе