— Я жил до сих пор довольно спокойно,— сказал Антонин,— и терпеть не могу волнений. Что она — безобразная? Или с каким-нибудь изъяном? Может, у нее, упаси боже, рак!
— Убирайтесь вы с идиотствами своими,— сказал аббат, приподымаясь на цыпочки.— Убирайтесь, говорю вам, лекарь полоумный.
— Знаете что, Антонин? — промолвил майор.— Я вижу: в руках у барышни — две чашки и она собирает деньги. Когда она подойдет к нам, попросим, чтоб сняла свой футляр.
— Ура,— ответил Антонин.— Аббат, приготовьте мелочь!
Девушка, которую звали просто Анна, шла вдоль улицы, образованной зрителями, принимая монеты, сыпавшиеся не слишком густо и звоном своим говорившие о том, что они отнюдь не червонцы и что времена тугие. Дойдя до дерева, на которое взобрались мальчишки, она протянула чашки к ним, так что руки ее образовали прямой угол, являющийся пробным камнем красоты. Можно было видеть, что у нее идеальные плечи, грудь как у мальчика, стройные ноги и узкие бедра. Но иные непонимающие старухи говорили, будто знают ее.
— Ах, это которой девичья фамилия — Незвалкова, и отец ее, великий греховодник, был мастер на все руки, стихи красивые сочинял.
Девушка, сохраняя очаровательные манеры, не оправдываемые моментом, так как ей не досталось и медного гроша, направилась к Антонину, самому приветливому на вид и, конечно, щедрому.
— Эти деревья,— сказал он, кланяясь,— обыкновенные дички и не приносят плодов. К счастью, мы можем поправить невозделанную природу. Вы приготовили свой талер, господа?
Аббат или майор, конечно, тихонько сунули бы деньги Антонину, чтоб тот мог на глазах у всех опустить их Анне в ладонь. Но здоровая натура маэстро не знала растерянности. Не давая ничего, он постучал пальцем по жестяной чашке, улыбаясь тому затруднительному положению, о котором лучше помолчать, чем говорить.
Анна поблагодарила вежливо и весьма разумно всех троих и, прежде чем майор попросил ее снять маску, сделала это сама. Посмотрела отнюдь не без удовольствия и соответствующего обстоятельствам смущения поочередно на всех троих и промолвила:
— Цвет этой маски, как вы видите, красный. Я выбрала ее случайно, но сохраню, так как она, кажется, не вызывает у вас недовольства.
— Как раз я сетовал на такое убранство лица,— ответил Антонин.— Существует немало возражений медицинского характера, и некоторые авторы приводят их в убедительном изобилии, но хватит ли у меня времени для того, чтобы их перечислить?
Тут Антонин наклонился к Анне и принялся что-то горячо и убедительно шептать ей на ухо.
Говорить шепотом — это непристойность, порицаемая всеми правилами хорошего тона. Она подвергалась заслуженному осуждению во всех катехизисах, и с тех пор никому не дозволяется шептать где бы то ни было, кроме как в костеле и в общественных местах.
Допустив подобное нарушение приличий, Антонин был вынужден обойти это обстоятельство молчанием, положив в будущем остерегаться таких вещей. Но ему было суждено споткнуться дважды.
— Довольно,— промолвил майор, крепко ударив маэстро по плечу.— Я вижу, мадемуазель спешит и не может ответить.
— В самом деле,— подтвердила Анна,— времени мало. Надо торопиться.
При этом она вздохнула и, коснувшись Антонинова локтя, направилась с чашками к группе молодых людей, которые встретили ее так же учтиво и любезно.
Несколько старых господ, стоявших поодаль и толковавших о неустойчивости погоды, прервали беседу и медленно, решительно двинулись к месту представления.
Вокруг женщин, явившихся с обнаженными выше локтя руками, все теснее сжималось кольцо друзей, так как тьма стала гуще. Начались всякие разговоры, каждый старался занять место поближе, и маленькая толпа народа колыхалась из стороны в сторону.
Между тем Анна вернулась к фургону, Арноштек в своем знаменитом фламандском трико взмахнул палочкой и так сильно, так ловко ударил в барабан, что гром катился долиной Орши вплоть до окрестных холмов целых сорок секунд. Потом он вскинул инструмент в страшную высь, но так, чтоб Анна могла поймать его, когда тот упадет. Как только это произошло, Арноштек, уже без всяких околичностей, влез по лесенке на вилы и сел на устроенное там удобное сиденье, чтобы перевести дух.
— Не торопитесь, сударь. Поспешишь — людей насмешишь,— крикнул какой-то маловер, но на него закричали, чтоб замолчал: дескать, фокусник свое дело знает.