— А ты, — вдруг спросила она с улыбкой, — влюблен? В твоем возрасте у парней обычно рук на всех девиц не хватает.
— Ах, сеньора, — ответил крестьянин с хитрой улыбкой, — зачем вы теряете время, задавая такие вопросы!
— Разве мой вопрос не к месту? Почему ты смеешься?
— Клянусь святым Рустиком, покровителем селян! Наши молодки с тех пор, как господа из Павии и наши соседи из Карелли сунули нос в наши дела, стали ужасными гордячками! А как они презирают нас, простых селян и поденщиков! Не хотят нас видеть и слышать! Им нужны богатые воздыхатели, которые волокут им из города кружева для передников, шелковые чепцы, разноцветные ленты; сегодня одно, завтра другое. Без подарка в ручку они не проявят благосклонности; я же простой парень от сохи, что я могу им дать или принести из города! Я могу им предложить лишь то, что не осмеливаюсь назвать своим именем.
— Как же так? Парень такого сложения и не может найти сабо по ноге! Ты, наверно, не умеешь взяться за дело?
— Я вовсе не хуже других, — возразил Антонелло, устремив взгляд на Корнелию, которая и не собиралась опускать глаз. — Эти молодки не соглашаются поменяться со мной — я им, а они мне; каждая хочет побольше — четырех коров за пару быков.
Говоря эти слова, он смеялся и подмигивал.
— Скажи мне, селянин, — спросила дама тем же тоном, — если ты найдешь того, кто тебя одарит своим, что дашь ему в обмен? Кто из двух выиграет при обмене?
— Сеньора, не хвастаясь, скажу, со мной можно выиграть, а не проиграть. Конечно, та, что согласится на обмен, будет довольна, так довольна, что ей захочется возобновить торги; ибо я буду давать и давать. Я силен на подвиги, когда приступаю к делу; в деле я вынослив, привык возделывать поле, терпеть голод и жажду, но не спускать парусов.
Она, желая возбудить его и подтолкнуть к делу, с сарказмом перебила:
— Большой хвастун, неспешный бегун! На мой взгляд, ты уже истратил все силы. На что ты способен, хвастун?
Я истратил все силы? — возмущенно воскликнул Антонелло. — Истратил все силы! Вы никакой усталости и не заметите, если, простите меня, будете иметь дело со мной. Черт подери! Вы совсем не знаете меня и не можете предполагать, на что способен селянин, живущий под солнцем и дождем. Глядите, как я дышу и какие крепкие у меня ноги.
Он вскочил, как лев, и четыре или пять раз перекувыркнулся, каждый раз приземляясь на ноги. Мальчишка смеялся во весь голос и просил Антонелло повторить прыжки, чтобы развлечь мамочку. Антонелло был неутомим. Корнелия видела, что крестьянин смелеет и аплодировала; чтобы окончательно приручить его, она присоединила к речам жесты — трепала его волосы, щипала за нос, щелкала по лбу, похлопывала по плечу. Антонелло, вновь севший за стол, не терял ни крошки, ни капли.
— Сеньора, — заговорил он, — если вы не хотите менять свое на мое, оставьте, пожалуйста, меня в покое; иначе, и это так же верно, что я крещен и добрый верующий, я разозлюсь и, черт возьми! как говорят знатные люди, произойдут странные вещи.
Однако, поскольку она продолжала смеяться и приставать к нему словом и жестом, он взвился, как конь под плетью, схватил ее, запечатлел на нежных щеках несколько звучных поцелуев и воскликнул, пораженный собственной смелостью:
— Черт подери! Я вам покажу! Если вы не оставите меня в покое!
— А я велю тебя оскопить! — возразила Корнелия, но в голосе ее не было ни малейшего раздражения.
— Оскопить! — крестьянин покраснел и дернул плечами. — Ну уж нет! На что я тогда буду годен! Нам на ферме нужны все члены тела, чтобы хорошо работать на земле и вносить семя. Я отдам телегу, быков и все отцовские тряпки, только чтобы меня не оскопили.
Опочивальню Корнелии от комнаты, где ел крестьянин, отделяла дубовая дверь. Она направилась к ней, готовая распахнуть ее, и подбадривая Антонелло взглядом. Она продолжала с ним заигрывать, бросая в него то скомканной бумажкой, то тряпкой, то апельсином. В игре принимал участие и мальчуган, кидавший в Антонелло все, что подбирал с пола, и бросавшийся в бегство, когда селянин делал вид, что готов погнаться за ним.
Крестьянин был в большом затруднении — можно ли воспользоваться представлявшейся ему оказией? Собиралась сеньора только посмеяться или готова была идти дальше? Он будет простофилей, если удерет в кусты; с другой стороны существовала опасность оказаться более предприимчивым, чем следовало! Он знал, что муж был старый и хилый, холодный, как лед; что она не пила в свое удовольствие и была этим неудовлетворена; Корнелия вовсе не отбивалась, когда он ее расцеловал, но выказав без разрешения неуважение к супруге строгого и могущественного доктора, мог подвергнуть себя большой опасности. Он уже видел, как его с негодованием отталкивают, как сообщают разъяренному доктору, как бросают в тюрьму, судят и вешают. Следовало проявить осторожность и проверить, в какой лес вступаешь. Он тут же придумал уловку, как избавиться от неуверенности, ибо голова у него работала, как у Улисса, и была полна хитростей. Выхватив нож, он наметил как раз посредине комнаты черту; сделав это, выпрямился и выразился следующим образом: