Нить переливалась всеми оттенками белого, золотого, алого и оранжевого. Она сверкала в пустоте намного ярче, чем переливалась душа. Нить, отелившись от меня, точнее от моей души, устремилась к этому красивейшему цветку, но все же не стала нападать и обвивать. Мне показалось, что минула вечность в ожидании, но красочное творение Богов приняло кончик сверкающей нити, вобрало в себя и позволило окутать лепестки своего тела тончайшем и сложнейшим рисунком. Моя нить в последний момент распалась невесомым плетением, и оказалась на каждом лепестке чужой, хотя нет, теперь уже родной души.
Связь! Моя первая в этой жизни нить с разумным или иначе, филео-связь. Нить, основанная на уважении, дружбе, почтении. Нить, призванная для того, чтобы вобрать в себя чужую боль, облегчить страдание. Я слишком поздно осознала, что значит красный цвет в нити. Цвет защиты.
А затем, пришла боль! Боль физическая, боль от пролитой крови из собственного порванного тела, не идет ни в какое сравнение с болью душевной. Мне казалось, что в такой момент я увижу лица разумных, увижу видения или что-то, что сможет хоть немного отвлечь меня от боли. Но, ничего такого не было.
Меня рвало на куски от скорби, от осознания собственной бесполезности. Я ненавидела себя за то, что не смогла спасти друга, побратима, самого близкого мне. Он был ближе, чем родители, во многом ценнее, чем любимая женщина. Он был частью меня, он разделял со мной любую беду и любую утрату. Он был рядом, когда отворачивались все прочие. Он не давал забыть о целях и мечтаниях. Он заставлял смеяться, когда душа разрывалась от потерь. Но, при этом он никогда не причинял боли сам, всегда сохранял молчание о своих бедах и терзаниях. Он верил в лучшее за нас обоих. А когда его не стало - умерла и часть меня. Смертельный холод и малодушное желание уйти за грань следом за близким другом. С годами, день ото дня вина росла, отнимала силы, заставляла забыть собственную жизнь, выпивала из меня все краски. Я стал почти живым мертвецом и единственное, что очень долго заставляло жить - было понимание, что побратим не одобрил бы моего такого горя, не понял бы, укорил. Но, я ничего не мог с собой поделать! Скорбь толстой коркой обволокла душу, удавкой сдавило сердце и оставила только жгучие угли осознания собственной ошибки.
Достаточно быстро эмоции чужой трагедии стали для меня привычными. Я жадно впитывала их в себя, потому что для меня они не значили слишком уж много. В этом странном месте у меня не было тела, но я ощущала, что каждый мой всполох энергии, будто пиявка жадно впитывает чужие муки, ибо именно за этим и была установлена связь! Именно этого хотели мы оба!
Достаточно боли и горя утраты!
Нити белого и золотого сияния в канате засверкали еще ярче, так ярко, что у меня не было сил смотреть. Следом за нитью вспыхнула энергией и паутинка кружев на цветке.
«В горе омывается и возрождается душа. Достаточно, теперь стоит расправить крылья – и жить!»
Это не было моими мыслями, скорее желаниями, некими неописуемым посылами, порывами, которые не описать словами, но которые прекрасно улавливала и понимала душа, слышала я и, кажется, помогала отпустить вгрызающиеся, отравляющую муку, исторгнуть из себя, а точнее отдать мне!
И, видят Боги, я больше всего на свете сейчас желала забрать все, что так долго терзало мою связь, мою душу. Теперь, и навсегда, она под моей защитой. Больше никаких мук и терзаний, больше никакой боли. Теперь все это только мое, ибо я могу нести этот груз, а она – нет!
В мир я вернулась так же резко и быстро, как и пропала из него. Все случилось с такой скоростью, что в реальности не произошло ровным сетом ничего. Вот спина Вилена Зимара, который уже стал отходить от меня. Вот, стою я в паре шагов от него. В креслах сидят танары. Я, конечно, знала, что время при глубинном взоре течет иначе, чем в реальности, но не представляла, что годы могут ужаться до доли мгновения. А для меня прошли именно годы, годы в небытии, в боли, в чужой трагедии и чужой утрате, которая с этого момента стала моей собственной.
Я так удивилась особенностям собственного дара, что просто забыла про тело. Наверное, у меня сейчас должно было бы потемнеть в глазах, или хотя бы подогнуться колени. Но, я просто стояла, все в той же позе, в которой меня застало установление связи. Все так же смотрела на спину мага и, кажется, забыла как дышать.
Вдруг маг вздрогнул всем телом, будто в него молния ударила. Из груди вырвался тихий стон. Правая рука дернулась к сердцу. Я уже хотела подскочить и поймать целителя, пологая, что он начнет падать на пол. Но, Зимар вместо этого одернул руку и резко обернулся ко мне.
Краем глаза отметила, как стали приподниматься со своих мест танары.
Целитель подскочил ко мне и ухватил за плечи, сжал холодные пальцы так, что они впились в кожу когтями даже через ткань кофты, встряхнул с такой силой, что я клацнула зубами.
- Что ты сделала?! Зачем? Боги, зачем ты это сделала? Я же тебя ни о чем не просил! Зачем?! – закричал он, продолжая меня трясти.
Я отставила правую ногу и расслабила руки, чтобы ему было удобнее выражать свое негодование. Если бы я не удержалась на ногах и упала, то он не смог бы выплеснуть эмоции, а это сейчас ему нужнее, чем мне. Я была бы не против, даже если бы он меня ударил, потому что понимала все его метания, наверное, лучше, чем он сам.
В ушах загрохотало его сердце, как свое собственное, с той лишь разницей, что мое билось сейчас ровно и спокойно, а его – грозило сломать ребра. Руки зачесались успокоить пульс близкого разумного, но я одернула себя. Сейчас магу нужно выплеснуть негодование, а если его успокоить, то позже будет только хуже. Откуда я это знала? Без понятия, просто сейчас я знала на уровне интуиции, ощущений про этого целителя почти все.
- Зимар, что с вами?! Прекратите! – возмущался, подскочивший Дэиваар.
Одноглазый маг пытался оттащить от меня целителя, но у него не слишком выходило. С другого бока подскочил артефактор и тоже вцепился в руки Вилена. За спиной мага стояла удивленная Доминика с открытым ртом и не менее удивленный дроу.
Целитель все продолжал бушевать, видимо вознамерившись, сломать мне кости на руках, потому что они уже болели так, как если бы их отпиливали. Видимо, у мага от эмоций чуть вышел из-под контроля его дар. Но, боль тела после многообразия иных ощущений уже не пугала и не вызывала ничего кроме зевоты. Хотя, возможно, за это нужно сказать спасибо моей Пелене, может она и тут нервные узлы подправила? Может, но боль под ладонями мага, будто кожу и жилы кромсают отточенной сталью, меня не трогала. Я ее чувствовала, но не кривилась. Это не вызывало желания отстраниться или остановить мага.
Я просто смотрела в горящие злостью глаза мага и внимательно следила за тем, как стремительно они молодеют. Исчезают лопнувшие сосудики, заменяясь белизной зрачка. Исчезают и глубокие морщины вокруг глаз. Верхнее веко больше не выглядело смятой грязной тряпкой. Теперь кожа натягивалась и становилась приятного оттенка светлой, песчаной глины. Красивые глаза, молодеющие тело, долгая и, надуюсь, счастливая жизнь.
Наконец, артефактору и беловолосому отдалось отделить от меня целителя и отволочь его к креслам. Все присутствующие пытались его усмирить и сгрудились вокруг.
А я просто стояла и смотрела на Вилена. Сложно описать мое состояние, но ближе всего оно было к удовлетворению. Я была почти счастлива, блаженствовала, от понимания, что исполнила то, что обещала прекрасному цветку. Непередаваемое ощущение полного удовлетворения собой. Даже близко, ничего подобного раньше не испытывала!
Рвущийся из тисков двух мужчин маг все еще кричал, только теперь уже что-то совсем невнятное и бессвязное. Эмоций в нем было слишком много, чтобы пытаться выразить их словами.
- Вилен! – Дэиваар врезал магу в челюсть.
Целитель дернулся, мотнул головой от удара, но все-таки пришел в себя. Перестал вырываться, а в глазах появился разум. Он сел ровнее и утер разбитую губу.