- Простая такая домработница, да? - развел руками Платон.
- А вы, я вижу, на поправку идете, - повторил его жест Птах и тоже развел руками.
- А что мне остается делать? Стресс, как говорится, вышибается стрессом. Если не сдохну, то выздоровею и повешусь!
- Так уж и повеситесь, - покачал головой Птах.
- Откуда вы знаете, что у меня в этой комнате есть тайник? - пошел ва-банк Платон.
- Мы достаточно легко нашли его, когда ставили прослушки, - Птах точным движением указал на панель справа от зеркала.
- И кассеты, естественно, вы тоже обнаружили?
- Естественно.
- А мне кажется, вы их обнаружили не тогда, когда ставили свои прослушки. А задолго до того, чтобы приготовиться к шантажу.
- Платон Матвеевич! .- укоризненно заметил Птах. - Вас можно в Интернете поймать, если иметь сильное на то желание.
- Мы не в Америке, - отвел глаза Платон. - Здесь я могу просматривать любые сайты из Интернета. И знаете что, Птах... - он задумался, потом решительно вскинул глаза, - хватит меня стращать статьей. Я абсолютно пассивен, вам не удастся меня поймать даже на онанизме во время просмотра по Интернету фотографий юных Психей.
В дверь постучали. Неслышно ступая по коврам тонкими шпильками, медсестра принесла на подносе две чашки чая и металлическую коробочку. Удивленно огляделась, но, обнаружив себя в зеркале, тотчас же переключилась на любование с пристрастием - одернула халатик, выпрямила спину, после чего поставила поднос на столик, пощупав мимоходом двумя пальчиками шаль на нем.
- Укольчик, - повернулась она к Платону и изобразила ласковую улыбку.
И пока закатывала ему рукав рубашки, пока готовила все необходимое из коробочки, медсестра исподволь обшаривала глазами комнату, и в глазах этих были и любопытство, и затаенный, почти животный испуг попавшей в западню искушенной самочки - она почти поняла, что ловушка подстроена для странных и неизведанных игр. Платону было видно, как нервно двигаются ее тонкие ноздри, и он усмехнулся про себя: ничего тебе не унюхать, маленькая рысь, воздух здесь свежайший.
- Мне остаться у вас до завтра? - переложила на Платона право выбора медсестра, вскинув на него умело подкрашенные глаза.
- Спасибо, не надо. Мне уже лучше, сами видите, - он пошевелил пальцами правой руки и многозначительно добавил: - Коленотерапия - великая вещь.
Она кивнула с серьезным видом, достала из кармана халата салфетку, намочила ее из пузырька и с тщательностью вытерла с подбородка Платона запекшуюся кровь.
Мужчины дождались, пока медсестра выйдет. Платон отдал должное ее походке - девушка шла на носочках, стараясь не наступать на ковер тонкими каблуками, а Птах - ее чутью. Медсестричка за несколько секунд поняла предназначение комнаты и почти околдрвалась ее роскошью и негой - она уходила неохотно и была слегка растеряна - ее, почти всегда повелевающую, абсолютно лишили власти.
- Так о чем мы говорили? - очнулся первым Птах.
- Об Интернете, - напомнил Платон и с благодарственным кивком принял от собеседника чашку с чаем.
- Интернет - ловушка для изгоев, - заметил Птах. - В дни нашей с вами молодости такой отравы не было и в помине. Информация добывалась в реальном поиске, разве это сравнится с клацанием по кнопкам? Взять, к примеру, вас, Платон Матвеевич. Думаете, мы начали изучать ваши жизненные пристрастия, когда узнали о делишках брата?
Платон промолчал.
- Гораздо, гораздо раньше, - Птах говорил с грустной улыбочкой, как будто ему было жаль потерянного на Платона времени.
- Когда? - спросил Платон, разогнул руку, уронив ватку на ковер, и стал рассматривать крошечную дырочку над голубой прожилкой вены.
- Как только вы при приеме на работу написали в анкете, что не женаты. И через три года - не женаты. И через пять. И ваши кратковременные сожительницы все выглядели нашкодившими школьницами. Высокая брюнеточка, помните?.. Я мог бы завести дело по заявлению родителей: малышка бросила институт на первом курсе, родители просили избавить их юную дочь от привязанности, мешающей комсомолке в учебе. Может быть, пришлось бы вас для острастки уволить - родители студенточки оказались весьма влиятельными людьми из науки, но...
- Я ушел по собственному желанию, - напомнил Платон. - Знаете, я подозревал, что вы специально держите в своем ведомстве людей с...- Платон задумался, - с отклонениями, что ли, чтобы иметь над ними в случае необходимости определенную власть.
- Что вы имеете в виду?
- Гаврилов из пятого отдела занимался боями без правил. Он ведь мог убить кого-нибудь в поединке. Да и у нас в бухгалтерии двое играли на бегах, а одна женщина вообще ездила каждую весну на Большую игру покеристов.
- Браво. Откуда вы узнали? - Птах поставил чашку на поднос и изобразил ленивое похлопывание в ладоши.
- Я - толстяк, располагающий к доверию, - пожал плечами Платон. - Это вы прислали мне девятнадцать лет назад те фотографии?
- Допустим, и что? Я тогда работал в отделе внутренних расследований, и Контора наша имела другое название. Я отвечал за моральный облик служащих. Я ждал, и вы попались. Девочке было пятнадцать лет. Как ее звали... Лукерья?.. Нет, дайте вспомнить...
- Прекратите.
- Хорошо, - легко согласился Птах.
- Нас ведь сейчас кто-то слушает, так?
- Пусть вас это не беспокоит. Я веду дело, я сейчас здесь, с вами.
- Ее звали Алевтина. Богуслав подобрал девчонку где-то у трех вокзалов, она сказала, что убежала из дома.
- Ох уж эти нежные беззащитные нимфетки, - притворно вздохнул Птах.
- Она знала? - отважно посмотрел Платон в глаза своему мучителю.
- Что? Девчонка? Конечно, нет. Никто не знал об этих фотографиях, как-нибудь при случае я вам поведаю удивительную историю, каким образом они попали ко мне. Скажу вам больше. Она исчезла. Совершенно бесследно. Даже я не нашел никаких следов, а уж я-то, сами понимаете... Вы могли бы сообразить, что я прислал вам анонимно эти фотографии именно потому, что никак не мог ее найти. Вы могли бы это понять, если бы знали специфику нашей работы, но вы были всего лишь бухгалтером.
- И братом Богуслава Омолова, - кивнул Платон.
- Вот именно, - кивнул Птах. - Спасибо за сотрудничество, Платон Матвеевич.
- Я почему-то все время ее вспоминаю, - заметил Платон, а сам крепко-крепко сжал веки, испугавшись, что расплачется и не сможет потом остановить слезы, по крайней мере из непослушного правого глаза они будут сочиться, пока тот не вытечет печалью и жалостью к девочке, которая когда-то с выражением блаженства на лице пила его дыхание.
- Вы справились с важным заданием.
- Она сказала мне, что ей восемнадцать, - не слышит Платон.
- Правда, полгорода видело вашу машину и вас, размахивающего пистолетом в открытом "Шевроле", но это уже детали.
- Что вы сказали? - очнулся Платон.
- Я сказал, что вы отлично справились с важным заданием. Теперь каждый второй житель Ялты может присягнуть, что видел, как убийца стрелял в бандита Пончика из открытого автомобиля на большой скорости. И вы подумайте - попал в глаз!
- Это полный бред! - дернулся Платон. - Я был последним дураком, что согласился на эту вашу аферу, но попасть в глаз?.. Это правда? Как такое возможно?
- Снайпер, - коротко ответил Птах, развалился на лежанке и стал подсовывать себе под голову и под спину подушечки.
- Да хоть вы не говорите мне этого слова, я больше не могу его слышать, это же... - Платон вдруг запнулся и внимательно посмотрел на Колю Птаха. - Вы хотите сказать, что там был настоящий снайпер?
- Конечно, - кивнул тот и потянулся к деревянной резьбе.
- Не трогайте руками! На дереве потом остается жирный след! - Платон подкатился по коврам к лежанке и всмотрелся в лицо Птаха. Тот уже больше не казался ему веселым старичком.
- Собачка с собачкой, бык с коровкой, а вот тут недоработка - осел трахает женщину, - Коля Птах показал пальцем, предельно близко подведя его к резьбе.