Заметив ступеньки, которые вели к деревне, Эли заметил, что зашел значительно дальше, чем предполагал. Те несколько секунд молчания, когда он принимал решение повернуть назад, дали Эстер возможность высказать самое наболевшее.
– Ты же настоящий комок нервов, мой мальчик. Даже в твоем голосе это слышно! Твоя жизнь катится под откос, но ты не должен позволить ей окончательно разбиться вдребезги. Это будет неправильно и несправедливо. Жизнь слишком часто бывает жестокой. Но мы продолжаем жить и стремимся сделать ее хоть чуть-чуть более правильной и честной. И ты должен последовать тому пожеланию, которое все сейчас произносят при встрече со мной: выздороветь, набраться сил и встать на ноги. Мне далеко не всегда нравится слышать это пожелание, тем более так часто, но от этого оно не становится менее верным.
– И массаж, который делает твоя соседка – специалистка по выпеканию потрясающе вкусных оладий, – наикратчайший путь к моему телесному и духовному исцелению, так я понимаю?
– Один из путей. Прислушайся к себе, ты же пыхтишь и задыхаешься, как немощный старик.
Оскорбленный и униженный, Эли решительно взял курс на наступление.
– Разговаривая с тобой, я дошел до самой деревни и большую часть дороги пробирался по этому чертову снегу. Сейчас как раз поднимаюсь по ступенькам.
– И такие жалкие оправдания я слышу от бывшей звезды университетского баскетбола?
– Я никогда не был звездой, – пробормотал Эли.
– Для меня ты был ею. И всегда остаешься.
На верхней ступеньке он остановился – да, именно для того, чтобы отдышаться и дождаться, пока успокоится бешено колотящееся о грудную клетку сердце.
– Ты видел мой новый спортивный зал? – спросила Эстер.
– Да. Замечательно. Сколько ты будешь мной манипулировать, Эстер?
Бабушка в ответ рассмеялась.
– Ты полагаешь, что ты такой молодой умник и разговариваешь с пожилым человеком. Но я не собираюсь оставаться костлявой и дряхлой старушонкой, спешу тебя заверить. И тебе тоже советую воспользоваться моим залом, Эли.
– Да я уже тренировался. Один раз. Прочитал твою записку. Кстати, я стою напротив «Хижины лобстеров».
– Там подают самые лучшие роллы с лобстерами на всем северном побережье.
– Здесь все осталось по-старому.
– Кое-что изменилось, конечно, но ведь главное – сохранить традиции. Я надеюсь, что ты не откажешься от своих принципов и не забудешь, что ты Лэндон и что в твоих жилах течет кровь Хоукинов, которая передалась тебе от меня. Никто не может нас сломить. Позаботься о Блафф-Хаусе ради меня.
– Конечно, будь спокойна.
– И еще кое-что запомни. Иногда оладьи – это всего лишь еда.
Эли не удержался и рассмеялся. Возможно, его звуки были не слишком жизнерадостными, но это был смех.
– Буду иметь в виду, бабушка. Не забывай пользоваться ходунками.
– Я, конечно, буду таскать эту проклятую штуку, но при одном условии: если ты согласишься на сеанс массажа, который тебе предлагают.
– Ладно. Просмотри свою почту, в ней несколько фотографий. Перезвоню тебе через пару дней.
Эли прошел мимо нескольких мест, которые хорошо помнил с юных лет: кафе-мороженое, пиццерию «У Марии» и совсем новый участок пляжа для любителей серфинга. Он окинул взглядом белый шпиль методистской церкви, простую, ничем не примечательную коробку унитаристской церкви, величественное здание отеля «Северный Берег» и множество очаровательных недорогих мини-гостиниц, обещающих «ночлег и завтрак», разбросанных здесь повсюду и предлагающих свои услуги туристам, приезжающим сюда в течение сезона.
Несколько машин с трудом пробирались по заснеженным шоссе, а к тому времени, когда Эли повернул назад к дому, дороги были уже практически пусты.
Возможно, в следующий погожий полдень ему следует пойти в деревню, купить несколько открыток, написать в них что-то такое, что заставит родителей и нескольких еще остававшихся у него друзей улыбнуться.
Да, обязательно надо это сделать.
И непременно надо пройтись по магазинам, старым и новым, по-настоящему ощутить здешнюю атмосферу.
Вспомнить о традициях, так сказать, припасть к корням.
Но в данный момент он страшно устал, замерз, и ему очень хотелось вернуться домой.
На дорожке, ведущей к дому, его машина стояла в полном одиночестве, и от этого он почувствовал некоторое облегчение. Он дал Эйбре достаточно времени закончить уборку. Ему не придется вести вымученный разговор или, наоборот, пытаться от него ускользнуть. Взглянув на свои ботинки, он решил войти с черного хода и через прачечную комнату и кладовую попасть к себе, в свой кабинет.