— А ты не ахуел ли, малыш? — угольная бровь ползет вверх от возмущения, на что я лишь пожимаю плечами в такт его прошлому уклону и сухо бросаю:
— Здесь и так помойка.
Убирая фотографию в коробку, разворачиваюсь к нему спиной, кидая сухое «благодарю» и в спешке пытаюсь покинуть эту комнату, не смея ни минуты оставаться здесь.
С ним.
В этом сарае.
— Эй, эй, не так быстро, дорогуша! Я тебе не бесплатная камера хранения со штатом феечек со швабрами!
Останавливаюсь посреди коридора, чтобы обернуться и вякнуть какую-нибудь пакость, как он, опередив меня, хватает за запястье и тянет обратно в комнату.
— Пылесос на привычном месте, детка. Позовешь, как закончишь.
Он что, серьезно?!
Видимо, серьезно.
Бросает меня посреди комнаты и, как ни в чем не бывало, направляется на кухню. Шиплю и не придумываю ничего лучше, как запустить в него стойкой для дисков, которые с хрустом распадаются по полу, а прямая смуглая спина становится еще прямее, когда пластиковая подставка соприкасается с его кожей.
— Мэт, детка, ты хорошо подумал, прежде чем сделать это? — вкрадчиво, спокойно, не оборачиваясь.
Блять.
— Сам виноват, сам разгребай свой свинарник.
Оборачивается и, похлопав себя по карманам джинс, преспокойно закуривает. И только после первой тяжки задумчиво и в стиле «посмотритевсекакойябрутальный» выдохнув, улыбается мне. Оу, как раньше эта небрежная усмешка рвала мне башню. Но нет, не прокатит…
— Тебе придется заплатить.
Столб дыма на секунду скрывает выражение его лица, в комнате и так не горит ни одной лампы, только дневной свет из окна. Вечерний уже, точнее.
Опять просрал все деньги на выпивку и сигареты? Хватит.
Отхожу чуть дальше, касаясь рукой деревянного стола. Раньше его поверхность была гладкой, сейчас же ладонь грозится заполучить себе пару заноз — весь от начала до конца исчиркан россыпью полос.
Что? Нервы шалят?
— И куда ты собрался? — якобы удивленно спрашивает он, не сходя со своего места, лишь рука ползет по талии, обводя каждый контур, и ныряет за шлейку джинс, оттягивая ее большим пальцем.
Играешь?
— Для начала хотел кинуть в тебя что-нибудь еще, но, глядя на все это тряпье, мне просто жаль усугублять твое положение. Ты прав, я подумал плохо… Открыв эту дверь. Поэтому, пожалуй, исправлю ситуацию.
Срываюсь с места, плотнее прижимая к себе коробку. Сердце стучит о ребра, отдавая конвульсивный импульс всему телу, заставляя его непроизвольно дергаться. Незаметно.
Рывок.
Хватка.
И меня уже вжимают в хрупкую смежную стену.
Кас проводит языком по своим губам, клубами выпуская дым, а затем, вновь затянувшись, приближается к моему лицу, ловя на ходу руку, которой я так хотел влепить ему затрещину посильнее. Только вот пальцы сжимают картонный бок коробки, которую я умудрился впихнуть между нами, и теперь ее измятые края впиваются в его кожу, мешая прижаться вплотную.
Одна из его любимых игр. Изводить он любит ничуть не меньше, чем свои идиотские онлайн игры с полуголыми эльфийками.
— Не смешно, хватит, Кас.
Улыбается, продолжая глотать сизый смог, выпуская его тонкой струйкой вбок, не касаясь моего лица.
— Не смешно, — соглашается он.
— Тогда отпусти меня уже, придурок! Эрик ждет!
— Эрик? — отвлекается, на секунду подается вправо к окну и выглядывает наружу.
— Да, Эрик.
— Твой новый?
— Мой новый, — спокойно повторяю очевидное я.
Хмыкает.
— Ну, так что там с моей платой?
Закатываю глаза и лезу в карман за парой смятых купюр было, как он, фыркнув, ловит мои пальцы и запихивает деньги назад.
— Пылесос, дорогуша.
— Ты идиот?
— Ну ладно, тогда поцелуйчик напоследок, и вали к своему белобрысому.
Хотелось бы мне праведно захлебнуться от возмущения, оттолкнуть его и, брызгая слюной и гневом, заорать, что низачтоникогдаикактымогподумать, и что я не такой, в конце концов, но… Проще засосать этого козла и свалить уже.
— Не отвяжешься? — деланно спрашиваю.
— Ты можешь выбрать уборку.
Обреченно выдыхаю и, поджав губы, выжидательно на него пялюсь, вскинув брови.
Дался тебе этот поцелуйчик. Очередная попытка смутить, не иначе. Как облупленного знаю, гада.
Снова затягивается и, наклонившись, большим пальцем нажимает на мой подбородок, вынуждая приоткрыть рот.
Сдаюсь.
Выдыхает и, закрыв глаза, как перед новой тяжкой, прижимается своими губами к моему рту.
Поцелуй сухой, едва ощутимый, горький от никотина. Пустой.
Отстраняется.
— И все? — едва удается скрыть удивление.
Хмыкает и, выбив злополучную коробку из моих рук, хватает за плечи, вдавливая в стену, каким-то чудом не пропалив толстовку и не оставив мне памятный отпечаток на предплечье. Впивается в меня, как вампир в жертву, и не дает сделать даже самого крошечного вздоха, ловит мой язык, тут же гладит его своим, прикусывая губы, съедая, сминая меня.
Он горячий. Очень. Чувствую это, когда пытаюсь отпихнуть, на деле лишь жалко царапая гладкую кожу на груди. От привкуса никотинового смога тут же ведет, голова кружится, а все эти чертовы губы. Не отпускают, не позволяют… Круги перед глазами, а его язык все толкается в мой рот, дразня, касаясь зубов, царапая своими, вклинивая бедро между моих ног.
Задыхаюсь. Слишком… мало. Как капля виски для алкоголика в завязке.
Я действительно в завязке. Бросил Каса и тут же смял полупустую пачку, оставив на его подоконнике. И сейчас эта чертова зависимость просто рвет мои вены, требуя новой дозы, требуя тяжки, требуя этих пропитанных дымом губ.