Застыв, Люси устремила взгляд в окно и не проронила ни слова, пока Рейн тихо не вышла из столовой.
Окрыленная отъездом Рейн, Люси предчувствовала, что на восстановление ее отношений с Хитом уйдет не так уж много времени. Как и в прежние времена, до болезни Хита, в воскресенье они пошли в церковь, где встретились со своими друзьями и знакомыми, которых так долго не видели. И хотя Хита никоим образом нельзя было отнести к образцовым прихожанам и, чтобы затащить его в церковь, нужно было каждый раз прикладывать максимум усилий, Люси все же почти всегда удавалось уговорить мужа сопровождать ее. И когда разряженная толпа прихожан вышла из церкви на Арлингтон-стрит, воздух Бостона уже насквозь был пропитан аппетитными ароматами сотен воскресных хлебов, которые держали в горячих печах во время церковной службы, чтобы расправиться с ними в промежутке между двумя и тремя часами пополудни.
– Слава тебе Господи, что наконец-то это закончилось, – бурчал Хит. В то воскресенье проповедь была долгой и поучительной. Хиту показалось, что она длилась целую вечность. И все это время он промучился, пытаясь побороть в себе желание и страсть, вызванные непосредственной близостью Люси, стоявшей рядом с ним. Остро ощущая ее чарующий аромат, ее нежность, он поймал себя на том, что мысли его не имели ничего общего с проповедью. Выходя из церкви, он чувствовал себя намного большим грешником, чем когда входил в нее.
Возмущенная его словами, Люси оглянулась вокруг, чтобы убедиться, что никто не услышал его.
– Пожалуйста, потише. Тебя могут услышать.
– Мне вовсе не по душе выслушивать нравоучения, будто я провинившийся школьник.
– Я не знаю, как всем остальным, а нам с тобой эти нравоучения просто необходимы, – резко прошептала Люси. – Мы не были здесь несколько месяцев.
– И это только к лучшему…
– Я прошу тебя, не продолжай! – взмолилась она и любезно улыбнулась, потому что в это время они как раз проходили мимо Трэдуэязов и Николсонов. Они остановились и обменялись любезностями.
– Доброе утро. Чудесный день, не так ли? Да, проповедь была просто замечательной.
Как только они отошли от них и направились к карете, вежливая улыбка моментально исчезла с лица Хита.
– И почему каждый встречный считает своим долгом высказаться по поводу проповеди? Мне это совершенно не интересно.
– Будет лучше, если мы станем ходить сюда регулярно, каждую неделю.
– Ну это уж слишком.
За этими словами последовало настолько бесстыдное и богопротивное предложение, чем можно заниматься вместо посещения святой церкви, что Люси не знала, смеяться или негодовать.
– Я начинаю думать, что ты настоящий язычник.
Он поглядел на нее сверху вниз и улыбнулся. Сейчас он выглядел как настоящий белокурый, голубоглазый, кроткий ангелочек.
– И не смотри на меня так, – сказала она, сердито хмурясь, хотя ей хотелось рассмеяться. – Сомневаюсь, что ты сможешь дать нашим детям что-нибудь, кроме плохого примера.
– Прости, если тебе действительно показалось, что я мало думаю о примере, который буду показывать своим детям. – Едва заметная усмешка коснулась его нижней губы. – Я и не предполагал, что нужно начинать думать об их воспитании до того, как появятся хоть какие-то видимые причины, свидетельствующие о…
– Как ты можешь говорить такое в воскресенье, невежа? – выпалила она с холодным величием, от которого Хит чуть не расхохотался.
– Ты так искренне печешься о спасении моей грешной души! – Улыбаясь, он посмотрел на нее завораживающим взглядом.
– Но кому-то ведь нужно подумать о твоей душе, тем более что сам ты, похоже, вовсе не собираешься заниматься этим. И прекрати смеяться! Я говорю серьезно!
– Я не перестаю удивляться, какой благочестивой ты вдруг становишься по воскресеньям, – заметил он, продолжая улыбаться. – Ну хорошо. Если ты хочешь, чтобы мы ходили в церковь каждую неделю, пусть будет по-твоему. Но я сильно сомневаюсь, что это возымеет хоть какое-то действие.
Его неохотная уступка немного умерила ее пыл.
– Ну и прекрасно. Глупо ждать чуда. Но по крайней мере это наверняка не принесет тебе вреда.
Хит помог ей подняться в карету, глаза его заблестели, остановившись на маленькой, изящно изогнутой фигурке. Никогда до этого он и не думал давать ей какие-то обещания. Но сейчас, когда Люси так трогательно произнесла слово «дети», сердце его екнуло, и он не устоял. Мысль о том, что когда-нибудь у них с Люси появятся сыновья и дочери, наполнила его душу теплом. Он весь расцвел от удовольствия, думая о своих будущих детях. В какой-то мере ему, конечно, будет жаль лишиться не разделенного ни с кем внимания и заботы Люси. Ему нравилось, что сейчас она полностью принадлежала только ему одному. Он мог бы прожить так всю жизнь и был бы вполне счастлив. Но если у них появятся дети – какое же это будет несказанное счастье!
– Понедельники, – мрачно вымолвил Дэймон, – нужно вообще убрать из всех календарей.
Он и Бартлет, один из самых молодых репортеров, работавших в газете, уныло слонялись по безжизненной редакторской. Несколько репортеров что-то лениво пописывали за своими столами, в то время как другие листали справочники в ожидании редакционного экипажа, чтобы наконец-то отправиться на поиск хоть каких-то новостей.
Бартлет, подавленный скукой и бездельем, уныло вздохнул:
– Сейчас я не погнушался бы даже очень плохим известием.
– В нашем деле плохие новости даже лучше, чем хорошие. Но разве можно мечтать о мало-мальски значительном событии в понедельник? Конечно, нет. Как ты думаешь, будет не слишком, если попросить о каком-нибудь стихийном бедствии? Небольшой ураган? Неужели такой штат, как Массачусетс, недостоин, чтобы в нем разразился какой-нибудь грандиозный политический скандал? – Он повернулся к Бартлету. – А как дела с твоим интервью? Миссис Лоуэлл согласилась поговорить с тобой о своем благотворительном аукционе?
– Нет, сэр.
– Я так и знал, – с мрачным удовлетворением заключил Дэймон. – Хотя Хит и утверждал обратное, я наверняка знал, что она откажется. Моя мать всегда говорила, что имени приличной леди позволительно появиться в прессе не больше трех раз за всю ее жизнь: в день ее рождения, в день бракосочетания и в день смерти. И если задуматься, то в этом есть определенный смысл. Это три самых значимых события в жизни любой женщины.
Бартлет, не представлявший даже, что ответить на это, только и смог сказать:
– Наверное, вы правы, сэр.
– Мистер Редмонд! – Джозеф Дэйвис, молоденький ассистент редактора городских новостей, был очень возбужден и чуть не снес стол одного из сотрудников, пытаясь поскорее добраться до Дэймона. – Мистер Редмонд!
– Да? Почему ты так взволнован? Только не говори мне, что откопал какую-то сногсшибательную новость, – Швейцар просил передать вам, что кто-то ищет мистера Рэйна.
– Скажи ему, что мистера Рэйна сейчас нет. Но если он оставит карточку…
– Это не он, – затаив дыхание, выпалил Дэйвис, – это миссис Рэйн.
В черных глазах Дэймона вспыхнул какой-то странный блеск. Не говоря ни слова, он быстро направился к выходу. Швейцар, подтянутый, с начищенными до блеска пуговицами, почтительно отошел в сторону, а затем тихо скрылся за дверью, оставив их наедине в приемной. В изумрудно-зеленом платье и крошечной бархатной шляпке, кокетливо сидевшей на ее хорошенькой головке, Люси выглядела словно экзотическая пташка, случайно залетевшая на унылую городскую улицу. Как только Дэймон увидел ее, он понял, что случилось что-то невероятное. И хотя она улыбалась, было заметно, что она крайне напряжена.
– Мистер Редмонд, мне неудобно отвлекать вас от дел.
Он взял ее руку и почтительно поцеловал.
– Я и не мечтал о таком приятном отвлечении. Вы ведь никогда не бывали здесь прежде. Скажите, теперь вы решили сдавать свои статьи лично?
– Да, но… – Она посмотрела на него и рассмеялась. – Предполагалось, что вы не будете знать, что их писала я. Это Хит сказал вам?