Кораническое учение порицает — как злоумышленно извращенные — всю библейскую социологию, богословские и демонологические доктрины всех библейских культов. Но поскольку человечество едино, несмотря на различие культур, то имеет место культурный обмен, по какой причине переводов Корана на языки народов с иными верованиями избежать было невозможно. А кроме того заправилам библейской цивилизации необходимо было изучать мировоззрение своих противников и представить его в несообразном ему самому виде своим подневольным. Эти обстоятельства требуют рассмотрения ряда особенностей культурного обмена библейской цивилизации с коранической.
Арабское слово «Аллах», «Алла» — это эквивалент русского слова «Бог», английского «God» и т.п. Вариации звучания «Аллах», «Алла» обусловлены тем, что звук арабской речи, представляющий собой своеобразное «Х на выдохе», как самостоятельный звук, отличимый от других произношений «Х», наличествует не во всех языках. Отсюда в некоторых транслитерациях арабской речи иными алфавитами это слово пишется как «Аллах», а в некоторых «Алла» [99], и читается соответственно, хотя в оригинальном звучании имеет место нечто промежуточное между ними.
Понятно, что слово «Бог» всякого земного языка — не сам Бог, а только указание на Него, напоминание о Боге, как Таковом. В силу неприятия коранического учения в культурах с господством библейских верований и в развившихся на основе Библии светских культурах, при соприкосновении с жизнью коранической цивилизации воспользоваться своим родным эквивалентами арабского слова «Аллах» было невозможно, поскольку в этом случае многовековой разноликий конфликт цивилизации Запада с миром ислама воспринимался бы совершенно иначе: слово «Бог» родного языка, участвуя в культурном обмене с коранической цивилизацией, подрывало бы культивируемое господствующее на Западе вероучение; ставило бы вероучителей господствующего культа перед вопросами, на которые они не смогли бы ответить, оставаясь в плену свойственных им доктрин, и вынуждены были бы думать самостоятельно и по совести, что разрушало бы систему осуществления рабовладения на основе тоталитарного вероучительства и соответствующего культа. Это же обстоятельство наложило печать и на переводы Корана с арабского на языки народов библейского Запада и России [100].
Но назвать «Аллаха» определённо «лжебогом» что-то помешало: были какие-то глубинные психологические барьеры, через которые было не переступить; даже, если кто-то и осмеливался на это [101], то культура обществ не восприняла такие переводы. Провозгласить «Аллаха» одним из псевдонимов сатаны было тоже не вполне удобно, а поскольку в Коране сатана упоминается и порицается неоднократно, то вышла бы путаница. Поэтому арабское слово «Аллах» перенесли в иные языки без перевода, подразумевая примерно следующее:
«Может и есть некий дух по имени Аллах. Коран? — То ли от Аллаха, то ли отсебятина Мухаммада, по гордыне возомнившего себя пророком Бога истинного; а кто этот Аллах — это не нашего ума дело, благо у нас вера истинная, и мы, слава Богу, живем без Аллаха.» А обороты речи вроде «один Аллах знает», «Аллах с ним» висят веками неопределённостями: то ли черт знает, то ли Бог знает, то ли черт с ним, то ли Бог с ним и т.п. Если же в такого рода оборотах речи всё выразить в лексике одного языка, то получится или глупость, или выражение демонизма. Так, «мы, слава Богу, живем без Аллаха» эквивалентно следующему: «мы, слава Богу, живем без Бога», т.е. неприемлем Бога и желаем поддерживать такой демонический способ существования и впредь, но с Божьего одобрения.
Однако всем проживающим в культуре с такой двуязыкой неопределённостью смысла следует знать, что человеческое благословение, адресованное другому человеку, сопровождаемое крестным знамением и словами русской речи «Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного…» — не пустое дело, каким бы странным, на первый взгляд, не показалось такое сочетание: Иса — Иисус — один из пророков Ислама, единственный, именуемый в Коране Мессией, и Бог действительно знает всё, и Он с теми, кто живёт по совести и искренне призывает Его.
То же касается и арабского слова «ислам», смысл которого переводчики не пожелали изъяснить словами иных языков. Если же смысл этого арабского слова выразить русской речью, то наиболее точный эквивалент — «Царствие Божие на Земле, принятое людьми по их свободной воле». Арабское слово, от которого в иных языках произошли слова «мусульманин» и однокоренные с ним, в арабской грамматике — слова того же корня, что и слово «ислам» [102]. Соответственно мусульманин — это человек, искренне стремящийся осуществить Царствие Божие на Земле. И потому здесь же следует напомнить о хилиазме.
«Хилиазм (от греч. chilias — тысяча), вера в “тысячелетнее царство” бога и праведников на земле, т.е. в осуществление мистически понятного идеала справедливости еще до конца мира» (“Советский энциклопедический словарь”. 1986). Иное название хилиазма — «милленаризм» — происходит от латиноязычной тысячи. Хилиазм и миллинаризм с момента их появления в греко— и латиноязычных регионах Римской империи рассматриваются господствующими церквями, почитающими себя христианскими, как ересь, т.е. как ложное учение. И в этом нет разницы между православием и католицизмом. И хилиазм порицается церквями вопреки смыслу молитвы Христовой: «Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да придет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе…»
Если же слово «Аллах» в уже существующих переводах Корана заменить на слово «Бог» каждого из языков, и не забывать при их чтении об исходном смысле слов «мусульманин», «ислам» и им подобных, то Коран в его переводах обретает совсем иной смысл, после чего придётся по совести и по существу отвечать на вопрос:
Истинно ли учение о пути вхождении человечества в Царствие Божие на Земле, изложенное в нём, либо же это имитация Откровения Бога истинного с далеко идущими демоническими намерениями? — однако именно от этого вопроса на протяжении более чем 1300 лет существования исторически реального ислама, отличающегося во многом от коранического, и уклоняются все неприемлющие Царствие Божие на Земле — Ислам.