— Войдите. — Эштон с удивлением увидел на пороге одного из конюхов. Хикори редко заходил в дом, и Эштону стало ясно, что что-то случилось.
— Хозяин! — Кучер ткнул пальцем в направлении Натчеза. — Хозяин, там целая толпа каких-то людей, они все верхом и вроде затевают что-то нехорошее. — Конюх остановился, перевел дух и продолжал: — Сэр, они едут сюда, точно вам говорю. А куда же еще?
Эштон загасил сигару и задумался.
— Ладно, надо подготовиться к приему. Ты как, еще можешь передвигаться или уже выдохся?
— Конечно, могу, сэр, — расплылся в широкой улыбке Хикори, — Я был в сарае, когда заметил их, и сразу помчался сюда. Да это недалеко, всего миля.
— Джадд возится у ручья, — Эштон отдавал команды четко и отрывисто. — Сбегай к нему и скажи, пусть сразу идет сюда да прихватит с собой всех, кто окажется под рукой. Скажи ему, что дело может обернуться серьезно. Пусть идет на кухню к Уиллабелл, она скажет, что делать. Ну а теперь живо вперед.
Хикори повернулся на пятках и выскочил в коридор. Эштон направился к Лирин. Та встала со стула. Он улыбнулся ей успокаивающе и взял ее за руки.
— Не о чем беспокоиться, дорогая. В городе есть парни, которые, когда выпьют лишнего, начинают буянить. Ну а мы знаем, как утихомирить их, так что не обращайте на это внимания, продолжайте играть. Мне очень нравится, как вы играете, прошу вас. Мне надо только кое-что сказать Уиллабелл, а потом я вернусь и посижу на крыльце. — Он нежно поцеловал ей руку и вышел.
Лирин вернулась к клавесину, но с уходом Эштона что-то явно переменилось. Не та атмосфера, не то звучание.
Группа всадников приблизилась к подъезду, где их ожидал хозяин Бель Шен. Они рассыпались полукругом, стараясь занять свою позицию и тесня друг друга. В такой давке в наиболее сложном положении всегда оказывался тот, кто хуже всех ездит верхом, в данном случае Мамфорд Хорэс Тич. Этот герой и столп порядка, приведший за собой целое воинство, остановил лошадь так резко, что ее задние ноги подогнулись. При этом лицо у него жалко исказилось, а дыхание перехватило. Он привстал на стременах, стараясь унять боль и между делом незаметно высвобождая запутавшийся в вожжах приклад слишком длинного ружья. При этом оба дула винтовки восьмого калибра угрожающе уставились своими круглыми глазницами на стоящих рядом, и спутники мистера Тича благоразумно решили высвободить ему побольше жизненного пространства.
В конце концов Хорэсу удалось справиться с непокорным прикладом и, оглядевшись, он обнаружил, что все его воинство отступило несколько назад, оставив его один на один с Эштоном Уингейтом. Поскольку все явно ждали, что именно он первым вступит в бой, Хорэс прочистил горло и, несмотря на угнетенное состояние, выпрямился, насколько возможно, затем лишь, как выяснилось, чтобы по-прежнему не встречаться взглядом с Эштоном. Судя по выражению, игравшему на загорелом лице Эштона, он явно забавлялся, что привело Хорэса в еще большее смущение. Он нервно откашлялся, однако же, как ни старался, никак не мог найти нужных слов, чтобы начать речь.
Эштон Уингейт медленно поднял голову, прищурился на солнце и приветствовал гостей:
— Добрый день, мистер Тич. Добрый день, джентльмены. — Он небрежно прислонился к колонне, постукивая пальцами по перилам. — Неплохой денек вы выбрали, чтобы покататься по лесу.
Хорэс Тич постарался было еще больше выпрямиться, но тут с колен у него начало соскальзывать ружье, так что пришлось пригнуться.
— Сомневаюсь, сэр, что эти добропорядочные господа склонны выслушивать пустые любезности.
Эштон удивленно поднял брови.
— Кажется, вы собираетесь исправить мою ошибку, мистер Тич? Почему бы вам для начала не объяснить мне, что привело так много народа в мое поместье?
Ружье начало давить Хорэсу на ноги, ему пришлось переменить положение.
— Именно это я собираюсь сделать, сэр, — продолжал он, — и взываю к вашему благоразумию. Прошу иметь в виду, что мы прибыли сюда от имени населения двух графств.
— В самом деле? — с легким сомнением спросил Эштон.
— Нашим людям грозит большая опасность. — Хорэс обливался потом, и ему пришлось стереть его, прежде чем продолжить. — Как вы знаете, сэр, когда сгорел сумасшедший дом, несколько его пациентов исчезли. Из надежных источников мне стало известно, что вы имеете к этому непосредственное отношение… — Взгляд карих глаз Эштона сделался чуть тверже. Хорэс уловил это, но, воодушевленный присутствием своих сторонников, с которыми должен был считаться даже такой человек, как Эштон Уингейт, продолжал: — Похоже, один из этих сумасшедших у вас дома.
Хорэс замолчал, со страхом ожидая, какой будет реакция на сделанное им заявление. Но у Эштона разве что слегка дрогнула челюсть — больше ничего, так что Хорэс решил, что Эштон либо не расслышал его слов, либо не так понял их.
— Я хочу сказать, сэр… как бы это получше выразиться… что молодая женщина, которую вы доставили к себе в дом две недели назад, весьма вероятно, сбежала из сумасшедшего дома.
Послышался гул одобрения, но Эштон, словно не слыша его, вновь поднял глаза на солнце, а затем посмотрел на часы.
Видя, что все спокойно, Хорэс заговорил более решительно.
— Право, не понимаю, мистер Уингейт, как вы можете так рисковать — держать душевнобольную у себя дома. Мы вынуждены настаивать, чтобы вы передали ее в руки властей. — Наконец-то встретившись с немигающим взглядом темно-карих глаз Эштона, Хорэс понял, что ему удалось целиком завладеть его вниманием. Он заторопился: — Разумеется, вплоть до выяснения личности… и только ради безопасности женщин и детей, которые живут в этих краях.
Теперь, когда требование прозвучало, напряжение среди присутствующих несколько спало. Вновь послышался гул одобрения, визитеры закивали головами.
— Точно!
— Хорошо сказано, Тич!
— Давай ее сюда!
Но Эштон, казалось, ничего не слышал и не замечал.
— Ребята, дорога была длинная, а день не по сезону жаркий. Похоже, — он сделал широкий жест рукой, как бы обращаясь ко всем, — вы изрядно устали. Отчего бы вам не спешиться и не отдохнуть немного?
Последовало молчание. Гости тихо переговаривались, обдумывая сделанное предложение. Похоже, этот Уингейт не такой уж монстр, как о нем говорят. Один за другим приехавшие начали спешиваться.
Тич был более чем счастлив вновь стать обеими ногами на твердую почву. У него все тело ломило, и он раздумывал, что, пожалуй, лучше будет отправиться назад в Натчез пешком, чем снова тащиться на этой кляче. Он несколько раз попытался перекинуть ногу через седло. Но то, что другим давалось так легко, у него никак не получалось — мешало длинное ружье. Каким-то образом ему удалось усесться прямо на него, и, будь курок не таким тугим, он рисковал лишиться мужественности или, по крайней мере, ноги.
Некоторое время Хорэс обдумывал создавшееся положение, не обращая внимания на удивленные взгляды, которые на него бросали окружающие. Если бы только удалось, думал он, поднять ружье повыше и перекинуть через седло правую ногу… Удивительно! Совершенно неожиданно обнаружилось, что он стоит без всякой поддержки в левом стремени. Сползая потихоньку с седла, он не отдавал себе отчета в опасности, которой подвергался, когда нога намертво зажата в стремени. Но когда выяснилось, что другая нога не достает до земли, до него начало доходить, в каком положении он оказался. Зависнув в воздухе, он обдумывал свои последующие действия, но тут дело разрешилось само собой. Ружье выскользнуло у него из рук и упало на землю между ним и лошадью, при этом здоровенный барабан проехался у него по груди и животу. Отпустив гриву лошади, за которую до сих пор крепко держался, Хорэс попытался ухватиться за ружье. В тот же самый момент он невольно пнул правой ногой круп лошади и с громким стуком плашмя растянулся на земле. Изнемогшая лошадь повернула голову и с немалым презрением оглядела недавнего седока. Ружье почему-то оказалось у изумленного коротышки на груди. Понадобилась целая минута, чтобы он пришел в себя. Мелькнувшая в голове страшная картина — его волочат по земле всю дорогу до Натчеза — заставила Хорэса энергично действовать. Он так отчаянно старался высвободить ногу из стремени, что пыль столбом поднялась вокруг него.