Мод: Я знала, что это случится. И все-таки это так неожиданно.
Вернер (слегка осипшим голосом): Я тоже знал. И боялся до смерти.
Мод: Ты боялся?
Вернер: Боялся, что ты отошьешь меня или будешь смеяться.
Мод: С чего бы я стала над тобой смеяться?
Вернер: На самом деле, я не думал, что ты будешь смеяться. Ты слишком добра. Но знаешь… Я не из тех парней, которые любят обманывать себя.
Мод (мягко): Конечно, ты не из тех парней.
Вернер: Я хочу сказать, что знал многих парней моего возраста, которые вдруг ни с того, ни с сего теряли рассудок, и это для них плохо кончалось. Очень плохо.
Мод: Ты хочешь сказать, что поцеловал меня, потому что ни с того, ни с сего потерял рассудок?
Вернер (с обидой): Вот ты уже смеешься надо мной.
Мод: Эти парни твоего возраста, о которых ты говорил. Сколько им лет?
Вернер (ухмыляясь): Достаточно, чтобы не делать глупостей.
Мод: И как плохо все это для них кончалось?
Вернер: По-всякому. Они начинали вести себя, как идиоты, окружающие переставали понимать их, и все это ради того, чтобы проснувшись однажды утром понять, что с тобой обошлись, как с последним сосунком.
Мод: И ты с ходу решил, что я собираюсь обойтись с тобой, как с последним сосунком?
Вернер (поспешно): Нет, принцесса. Какого черта ты спрашиваешь? Ты ведь знаешь, что это не так.
Мод: Кстати, а сколько тебе лет?
Вернер: Пятьдесят пять. Почти пятьдесят шесть.
Мод: Ну что ж… Мне сорок четыре. И я уже бабушка. И не стыдно тебе, ковбой, ухаживать за бабушками?
Вернер (в волнении): Что мы будем делать?
Мод: В смысле чего?
Вернер: В смысле всего … В смысле нас с тобой.
Мод (обнимает его за шею): Никто не помешает нам в любой момент снова потерять рассудок.
Вернер (после еще одного долгого поцелуя): Ты бесподобна. Ты знаешь, что ты просто бесподобна?
Мод: Надеюсь, ты на самом деле так думаешь.
Вернер: Я так думаю?! Я без ума от тебя. (Делает движение по направлению к ней)
Мод (отступает): Нет, Вернер, милый, не надо. Все и так слишком далеко зашло. Мы оба наделали глупостей.
Вернер: Что здесь глупого?
Мод: Это моя вина. Мне не следовало этого допускать.
Вернер: Почему?
Мод: Потому что все равно из этого ничего не выйдет. Мы даем волю чувствам, забывая, что слишком многое разделяет нас. Ты сам это знаешь.
Вернер: Ничего такого я не знаю. Все, что я знаю, это что люблю тебя. И все, что я хочу знать, это любишь ли ты меня? Вернее так — смогла бы ты полюбить меня?
Мод (смотрит на него): Да, Вернер, я думаю, что смогла бы. Нет, я уже люблю тебя. Любить — это так понятно. Это ясность, и это буря. Конечно, это скорее дело молодых людей, и все же, и все же…
Вернер (в сильном волнении): Что «все же»?
Мод (искренне тронута): Не знаю… Иногда меня мучает совесть.
Вернер: По поводу Анны-Мари?
Мод: Нет, Анна-Мари здесь не причем. Ты сам сказал недавно, что она крепкая и все выдержит. Ты прав: она крепкая, как старый башмак. И из всех женщин, может быть, она больше всего заслуживает, чтобы с ней случилось нечто подобное. Я не испытываю угрызений совести из-за Анны-Мари. Дело в тебе… Я о тебе тревожусь.
Вернер: Почему?
Мод: Я не хочу причинить тебе боль. И, честно говоря, не очень жажду испытать боль сама.
Вернер: Без риска всякая игра теряет смысл.
Мод: Скажи, чего ты хочешь от меня? Ты об этом задумывался?
Вернер: Нет, у меня не было на это времени. Я только знаю, что хочу тебя.
Мод: Но ты ничего про меня не знаешь. Совсем ничего.
Вернер: Ну и что? Про меня ты ведь тоже знаешь не слишком много.
Мод: Мне кажется, я знаю достаточно.
Вернер: А мне достаточно того, что я знаю про тебя.
Мод: Все не так просто. Мы жили в совершенно разных мирах — ты и я. Обычаи, образ жизни, нормы приличия, моральные ценности — по ту и по эту сторону Атлантики они разные. Я не говорю, что одни лучше, а другие хуже, но они очень разные.