Мод: Она была хорошенькая?
Вернер: Да. Именно хорошенькая — это самое точное определение. Ее мать и моя мать вместе ходили в школу. Каждый надавил, навалился, как мог, — ведь это было так естественно. Мы поженились и были счастливы долго-долго — целых семь месяцев. Даже в то время можно было делать неплохие деньги, и мне было, чем себя занять. Потом она забеременела и сделала аборт, ничего мне не сказав, а я больше всего на свете хотел иметь ребенка. Она сделала вид, что это был выкидыш, но позднее я узнал правду.
Мод: Зачем она это сделала?
Вернер: Не знаю. Думаю, она боялась рожать. К тому же, ей хотелось сохранить фигуру. Ее фигура всегда очень ее волновала. Знала бы, сколько салата она уничтожила. Поедать салат было ее любимым занятием.
Мод: Весьма унылое занятие.
Вернер: Мне этого объяснять не нужно.
Мод: И тебе никогда не приходило в голову расстаться с ней?
Вернер: О да, пару раз я подумывал об этом, но в конечном счете решал, что игра не стоит свеч. Мы жили каждый своей жизнью — Анна-Мари и я. У нее была светская жизнь — приемы, пикники. У меня была моя работа, время от времени скрашиваемая короткими интрижками.
Мод: Приятно слышать.
Вернер: Мы могли бы продолжать в том же духи до бесконечности, если бы не начались эти поездки в Европу. Для таких женщин, как Анна-Мари, Европа хуже змея-искусителя. Они ни с того, ни с сего начинают мнить о себе Бог знает что.
Мод: Я принадлежу Европе, Вернер. Я европейка с головы до пят. Поэтому я и предлагаю. Тебе хорошенько подумать, прежде чем сжечь все корабли.
Вернер: Мои корабли не горят, дорогая. Они как раз ложатся на правильный курс. Когда мы выезжаем?
Мод (смотрит на часы): Сейчас без двадцати двенадцать. Мне нужно заехать к Фаберу забрать свой чемодан.
Вернер: Я тоже соберу кое-какие вещи и буду ждать тебя в вестибюле в половине первого. Остальной мой багаж доставят позже.
Мод: Ты уверен в себе? Ты абсолютно уверен?
Вернер: Никогда не был так в себе уверен, как сейчас.
Мод (идет к нему): О Вернер!
Он заключает ее в объятия.
Вернер: Как только я оформлю развод, мы сможем пожениться.
Мод (отстраняется): Нет. Не говори этого.
Вернер: А в чем дело?
Мод: Я не хочу никаких планов, договоренностей, обязательств… Это не сделка. Будь со мной, будь моим возлюбленным столько, сколько это продлится. Пока это будет приносить нам обоим счастье.
Вернер: Но дорогая…
Мод: Пожалуйста, милый ковбой. Все только начинается, а ты уже хочешь, чтобы мы приковали себя друг к другу обещаниями. Моральные обязательства убьют аромат нашего чувства. Ты ведь отдаешь себе отчет, какой разразится скандал. Анна-Мари будет визжать, словно ее режут. Европа и Америка только и будут говорить о том, что миллионер Вернер Конклэн бросил жену ради какой-то итальянской принцессы с сомнительной репутацией, которая владеет магазинчиком в Риме и не имеет ни гроша за душой.
Вернер: Я не знал, что ты владеешь магазином.
Мод: Разве. Да, у меня небольшой магазин и дела в нем идут неплохо. Мы торгуем всякой всячиной — от мебели до всяких замысловатых ювелирных украшений. Он называется «Ля Бутик Фантаск». Кстати, это одна из причин, почему я завтра должна быть в Риме. (Смотрит на часы) Чтобы успеть назад к половине первого, я должна бежать. Не забудь свой паспорт. О! (Ей в голову приходит неожиданная мысль) А как же Анна-Мари? Что ты ей скажешь?
Вернер: Ничего особенного. «Спокойной ночи, дорогая». Эту фразу я говорил ей в течение девятнадцати лет.
Мод: Ты не собираешься объясниться с ней? Ничего ей не скажешь?
Вернер: Зачем что-то говорить? В свое время она и так узнает.
Мод (ее снова мучит совесть): Она бы ведь пыталась воспротивиться? Да?
Вернер: Можешь не сомневаться. Она так разъярится, что перегрызет здесь всю мебель.
Мод: Но Вернер…
Вернер: Ты что, печешься об Анне-Мари? Ей давно пора было стать предметом сплетен и насмешек. Давай, поторопись, детка. И возвращайся в своем маленьком «Фольксвагене» не позднее половины первого.