Как бы он ни устал за день, вечером ему было трудно заснуть. Когда-то Сай Грайндер умел засыпать в любое время суток и в любых условиях, даже на снегу, свернувшись клубком рядом с собакой и завернувшись в одеяло. Он превосходно спал даже на сырой земле в джунглях, когда температура достигала тридцати градусов, а влажность ста процентов, спал и на голом жёстком полу, когда по телу его бегали крысы. И на бильярдном столе без подушки. А теперь, видно, состарился. Впрочем, когда ложишься в одну и ту же постель каждую ночь и знаешь, что только что прожитый день как две капли воды похож на тот, что предстоит тебе завтра, а сама эта ночь окажется точно такой же, как все последующие, — какой уж тут сон!
Он не спал, когда зазвонил телефон.
Он сел и опустил ноги на пол. Направившись к двери, он оглянулся на Глэдис, громоздившуюся на кровати, хотя знал, что до утра она всё равно не проснётся, а утром выплывет из сна, как из омута, сонная и медлительная, с бледным и опухшим лицом, с припухшими губами, точно поднявшаяся на поверхность утопленница, за которой тянутся влажно-тёмные водоросли, запутавшиеся в волосах.
Он поспешил снять трубку, пока звонок не разбудил ребёнка.
Телефонистка спросила Сая Грайндера. Он ответил: «Это я» и только теперь, окончательно проснувшись, удивился, что кто-то звонит ему в такое время.
Потом в трубке послышалось: «Сай, Сай…»
Он стоял босиком на холодных половицах, а из трубки, которую он держал в руке, раздавался резкий, напряжённый шёпот. Он отвёл трубку от уха и некоторое время стоял, глупо уставившись на неё. Потом снова услышал слабый, далёкий шорох и наконец понял, что где-то там, вдалеке, кто-то повторяет его имя.
Он снова поднёс трубку к уху. Чей-то голос, глухой, напряжённый, требовательный, повторял:
— Сай? Сай?
Он облизнул губы и спросил:
— Кто это?
— Какое сегодня число?
Он не мог вспомнить, какое сегодня число. Он почувствовал, как холодный пот побежал у него по спине. Что-то случилось, там, далеко, в темноте, а он не мог даже вспомнить, какое сегодня число.
— Число? Число? — настаивал шёпот, все более глухой, переходящий в хрип. — Какое число будет завтра утром, Сай Грайндер?
— Двадцатое, — сказал он, неожиданно вспомнив. — Кто это? Кто говорит?
Ответа не последовало, только глухой сдавленный кашель донёсся до него по проводам, сквозь тьму, неизвестно откуда.
— Черт возьми, да кто это? Или я повешу трубку!
Наступила недолгая пауза, потом он снова услышал шёпот:
— Это Кэсси.
И, стоя с трубкой в руке, он вдруг понял: все эти годы, лёжа ночами в своей постели, он знал, что однажды среди ночи зазвонит телефон, и он поднимется в темноте, пойдёт босой по холодным половицам и услышит этот шёпот.
А из трубки ему говорили:
— Да, это Кэсси Спотвуд, и ты… послушай, ты должен для меня кое-что сделать. Потому что все началось из-за тебя, Сай Грайндер, и теперь…
— Погоди, — перебил он.
— Нет, слушай, — сказал шёпот, — ты пошёл к двери палаты и даже не обернулся. Даже не обернулся, и…
— Послушай, Кэсси…
— Все так и было, и ты это знаешь, а потом в суде ты стоял и боялся взглянуть на меня, тебе было стыдно, но теперь ты сделаешь то, что я скажу. Ты знаешь дом Паркеров в Паркертоне. За домом есть переулок. Завтра днём, в полтретьего, будь у южного въезда в этот переулок. С машиной. Жди до…
— Но… — прервал он.
— И тут в трубке раздался щелчок.
Он держал трубку в руке и глядел на неё, чувствуя, что мир раскачивается и теряет свои очертания, как бывает в лесу, когда неожиданно наступает оттепель и над сыровато-холодным, только-только начинающим таять снегом поднимаются белые клубы тумана, скрывая чёрные ветви деревьев.
Он снова поднёс трубку к уху. До него донёсся какой-то глухой звук, словно где-то далеко, в межзвёздной тьме, поднялся ветер и, прилетев на землю, заиграл в проводах.
Слушая пение проводов, Сай будто старался что-то вспомнить.
Мисс Эдвина ела медленно. Ей явно хотелось поговорить, но она то и дело останавливалась на середине фразы, словно собиралась сказать что-то и вдруг вспоминала, что говорить об этом нельзя.
«Ей не велели говорить со мной о казни, — подумала Кэсси, — но как раз об этом ей до смерти хочется поговорить».
Казалось, мисс Эдвина никогда не кончит есть.
Наконец Кэсси решилась.
— Мисс Эдвина, — сказала она вставая, — пожалуйста, извините меня, но мне надо пойти наверх вздремнуть. — Она увидела, как лицо мисс Эдвины погасло от разочарования, словно задутая свеча. — И вам, — добавила она, — мне кажется, вам тоже стоило бы вздремнуть. Доктор Спэрлин всегда говорит, чтобы я ложилась сразу после еды. Он говорит, если лечь сразу, то выспишься по-настоящему.
От разочарования лицо мисс Эдвины не просто погасло — оно буквально разваливалось на части, точно раскрошившееся печенье. Кэсси обошла вокруг стола, поцеловала бедную старую даму и поблагодарила её за доброту и заботу.
Лицо мисс Эдвины просияло, её розовые серёжки закачались.
Кэсси едва сдержалась, чтобы не пуститься по лестнице бегом.
Она на ходу сбросила туфли, легла на кровать, укрылась шерстяным пледом на случай, если мисс Эдвина вдруг вздумает заглянуть в комнату. Наконец она услышала, как в спальне мисс Эдвины хлопнула дверь. Кэсси вскочила и взглянула на часы. Оставалось меньше двадцати минут. Она достала своё лучшее платье, то, в котором она была в суде, надела его, подобрала к нему туфли и шляпку. Открыла дверь и проскользнула в коридор.
Внизу она почувствовала себя в безопасности. Немного помедлила, прислушиваясь к приглушённому шуму на кухне, потом нырнула в парадную дверь, вышла на солнечный свет, обогнула дом, держась поближе к стене, и приготовилась к самому опасному переходу — от стены до старой каретной, служившей теперь гаражом. И ворота, и задняя дверь гаража, к счастью, оказались открыты, и она юркнула в гараж, обошла старенький «рено», которым мисс Эдвина никогда не пользовалась, и выбралась в переулок.
В конце переулка стояла машина.
На Сае был добротный шерстяной костюм, явно ему тесноватый. Кэсси села в машину.
— Здравствуй, Кэсси, — сказал Сай.
Она посмотрела на него.
— На Нэшвиллскую дорогу, — приказала она, все ещё напряжённо дыша.
Машина двинулась по улице. Доехав до угла, Сай повернул направо. Потом снова посмотрел на неё. Она глядела прямо перед собой.
— Здравствуй, Кэсси, — повторил он.
Она повернулась и окинула его быстрым, безумным взглядом широко раскрытых, беззащитных глаз.
— Быстрее, — попросила она.
Он прибавил газу.
— Ещё быстрее!
— Нарвёмся на неприятности с городской полицией, — сказал он.
Она наклонилась вперёд, напрягшись, точно это могло увеличить скорость машины.
Они пересекли железнодорожные пути и промчались мимо лесного склада.
— Ещё, ещё, — повторяла она, не глядя на него, не отрывая глаз от дороги.
Домов уже не было. Машина шла со скоростью почти 55 миль в час.
— Быстрее, — сказала она.
— Дорога не позволяет, — сказал он. — Можно рессоры поломать. Когда выедем на шоссе, я выжму до семидесяти. Это старый «де сото», но он гораздо крепче, чем кажется. Не обращай внимания на внешний вид, главное — ходовая часть. Я за своей машиной ухаживаю.
Он знал, что она не слушает его. Она следила за дорогой. По обеим сторонам тянулся лес. Лес оживал — на деревьях уже лопались почки.
За лесом они выехали на шоссе.
— Ну, — сказала она.
Он разогнал свой «де сото» до семидесяти миль в час, потом до семидесяти пяти. Машина начала вибрировать.
— Быстрее.
— Нельзя, — сказал он.
Кэсси по-прежнему сидела, напряжённо подавшись вперёд.
— Они убьют его, — сказала она.
Не глядя на неё, он отозвался:
— Я так и подумал, что это насчёт него.
Кэсси не ответила.
Немного погодя, все так же не глядя на неё, он сказал:
— Я отвезу тебя, куда тебе надо, Кэсси. — Он помолчал. — Может, я вмешиваюсь не в своё дело, но что ты собираешься делать?