В очередном выпуске «Месенжера» фамилия Илие была упомянута в числе прочих героев, отдавших свои жизни за Молдову.
И это была чистая правда. Илие — настоящий герой этой глупой войны. Кто еще может претендовать на это звание с большим основанием, нежели он?
ГЛАВА 4
Однажды утром Миха проснулся и с удивлением обнаружил, что первая неделя его войны закончилась. «Бог ты мой, все? Уже?» Он ошарашенно вертел башкой по сторонам и даже позабыл закурить свою дежурную утреннюю сигарету, которую в шутку называл «рота, подъем!» Утро было тихим, солнечным и свежим — настоящее утро мира. Вокруг бродили зависные со сна ополченцы. Миха дернулся было в землянку, чтобы собрать вещи, но потом вспомнил, что вещей-то у него и нету, кроме старенького, выданного Димой бушлата. Но зачем бушлат в увольнении? «Вот и прошла неделя. Сколько ж в ней, родимой, уместилось!..»
Настроение было странным. Грустным и веселым одновременно. Как у пионера, которого родители до срока забирают домой из лагеря. И, вроде бы, хочется поскорее уехать туда, в свой мирок, где увешанная плакатами комнатка, и с детства знакомые улицы, и орава друзей-товарищей, но… Но кусочек себя хочется оставить и здесь, где река, лес, костры, печеная картошка по ночи… И немного было неудобно перед ребятами-ополченцами: мол, они все остаются воевать дальше, а я, как настоящий валет, как дезертир…
После завтрака Миха подошел ко взводному.
— Что, собрался уже? — дружелюбно кивнул ему Дима.
— Собрался.
— Езжай.
Миха снял с плеча автомат и протянул ему. Димино лицо перекосилось.
— Ты чего?.. Ты… А я думал, что ты… — он презрительно сплюнул, принял автомат и отвернулся.
Миха опешил.
— Да ты че, Димыч?
— А-а, пошел ты… — отмахнулся взводный. — Вали давай. Никто тебя здесь не держит, это точно…
Миха почувствовал себя полным придурком.
— Э, да погоди, что случилось?
— Да иди на хер, Собакин… Я думал, что хоть ты-то без гнили…
— Я? Гнилой?.. — Миха нервно сглотнул. — Так в военкомате ж мне сказали, что через неделю можно…
— Можно-можно… Катись. Спасибо, что хоть самовольно не удрал.
— Так, ну тебя к черту… — Миха раздраженно выдрал у взводного свой автомат. — Если у вас воспользоваться недельным отпуском считается позорным, то ты меня хер куда отсюда вышибешь! Но я сам видел, как уехал в отпуск Тина, и Дегтярь, и…
— Э, браток, — распахнул глаза по семь копеек Дима, — так ты что же, в увольнение едешь? На неделю?..
Теперь настал черед Михи изумленно уставиться на него.
— Слышь, мне кажется, что у кого-то из нас крышу подсорвало…
— Блин, а я думал, что ты того… — с облегчением хлопнул себя по ляжке Дима. — Драпаешь.
— Я?!..
— Так погоди, какого же ты автомат сдаешь?
— Разговор двух шизоидов, — констатировал Миха. — Ствол что же, сдавать не надо?
— Если в увольнение едешь, то нет.
— Тьфу, так что ж ты меня высаживаешь на измену, Димыч? — развел руками Миха. — Нет, чтобы объяснить путем…
— Ладно-ладно, езжай, браток, — уже смеялся Дима, хлопая его по плечу. — Счастливо отдохнуть… Минут через пятнадцать машина отходит на Дубоссары, скажи ребятам, они тебя до 41-го поста подкинут. А там — попуткой… Э, да не забудь в исполком в Рыбнице зайти, — крикнул он вслед. — Бабки получить…
— Гнилой! Нормальная херня?! — весело бормотал Миха себе под нос, широко шагая в сторону грузовика.
41-й пост оказался обыкновенной ветхой времянкой неподалеку от дороги. Махнув на прощанье водителю, Миха постучал и переступил порог.
— Здорово, мужики!
Мужиков было пятеро. Двое лежали на топчанах, трое сидели за столом. Все крупные, как на подбор, в маскхалатах без опознавательных знаков. Все пятеро молча, с подозрением уставились на него.
— Здорово, — наконец холодно ответил один, белобрысый здоровяк с худым, изрезанным морщинами лицом. — Ты кто такой?
— Я с «Ворона», — объяснил Миха. — В увольнение еду. В Рыбницу.
Хозяева молча переглянулись.
— Можно зайти?
— Попробуй.
Такой прием несколько удивил привыкшего к гостеприимству и добродушию ополченцев Миху, но он, не подав виду, вошел.