— Нету.
— Ясный хер. А что есть?
— Ничего нету.
— Великолепно. А как ты себе представляешь, я буду выдавать без документов ствол, а? На основании чего? — от избытка чувств старлей всплеснул руками. — Нормальная херня?.. А вдруг ты в бегах? В розыске? А вдруг я тебе сегодня ствол, а завтра ты с ним — гэй, славяне?
— Честное слово, товарищ старший лейтенант, я не за тем сюда приехал, — как можно более честным голосом сказал Миха. — А насчет документов…
— О, давай-давай, — кивнул старлей, поудобнее устраиваясь в кресле. — Больше всего в жизни люблю, когда мне шиздят. Интересно — страх!
— Да нет, я честно, — возразил Мйха. — Дело в том, что я ехал сюда поездом, в ночь…
— Ага, и когда ты мирно спал, предварительно приняв пару стакашек белой, — перебил его старлей, — неизвестные злоумышленники украли твои документы, деньги, вещи, и что там еще у тебя было?..
— Откуда вы знаете? — изобразив на лице глупое удивление, спросил Миха.
— Просто все это я уже слышал, — как-то сникнув, пробормотал старлей. — Блин, если бы нам хватало людей…
— Да все будет нормально, товарищ старший лейтенант… Я действительно добровольцем приехал, честно. — Миха сделал паузу и вкрадчиво добавил. — Да вот и ополченцы, с которыми я сюда пришел, за меня поручиться могут…
— За-е-бал, — раздельно, с выражением произнес старлей, потом, подумав, сдался. — Ладно, хер с тобой. Фамилия?
— Остен-Бакен, — недрогнувшим голосом произнес Миха.
— Что-о?! Кличка, что ли?
— Фамилия-фамилия, — убежденно закивал Миха. — Точно фамилия.
— Чего попроще придумать не мог? — недовольно спросил старлей.
— Блин, ну что же делать, если это моя фамилия? — пожал плечами Миха. — Из песни слов не выбросишь…
— Да?.. Ладно, повтори, как там… Бакен?..
— Остен-Бакен.
— Ни хера не понял. Еврей, что ли?
«Лихо он меня спалил,» — улыбнулся в глубине души Миха.
— Остзейский немец.
— Тем более ни хера не понял…
Старлей сломался. Он тяжело вздохнул, почесал в затылке и коряво вывел: «Собакин».
— Зовут как?
— Коля.
— Николай, значит, — в качестве пояснения пробормотал себе под нос старлей, рисуя перед фамилией большую букву «Н» с точкой.
Миха благоразумно промолчал.
— Распишись.
Миха черканул над уставленным в страницу пальцем старлея непонятную загогулину и отдал ручку.
— Значит так, поедешь под Кочиеры, на «Эдельвейс», в команде Савицкого, Лексан Васильча. Со своими то-есть. Доволен? Служба вахтовым методом — неделя в окопах, неделя отдыха. Понял?
— Понял.
— Поскольку ты приезжий, получку тебе платить будет исполком. Средняя зарплата плюс окопные — 75 рублей в сутки. Понял?
— Понял.
Старлей кивнул и поднялся.
— И еще. Ты — доброволец. То есть, в любой момент можешь сдать автомат и мотать на все четыре стороны… Но если попробуешь удрать со стволом…
— Понял, — перебил его Миха. — Все понял.
— Ну и ладно… Все, свободен.
«Первое на моей памяти избавленное от бюрократизма военное учреждение, — с усмешкой думал Миха, выходя в коридор. — И это хорошо. Вот где бы еще пожрать?..»
Потом их, группу новобранцев, погрузили в бортовой «ЗИЛ» и повезли в горисполком. Выдавать оружие.
— Приднестровье — это узенькая полоска на левом берегу Днестра, — рассказывал щуплый парнишка, покачиваясь в унисон с движениями кузова. — Километров пятнадцать-двадцать в ширину. До сорокового года мы были в составе Украины, а потом этот берег присоединили к Молдавии…
— И на хера, спрашивается? — пододвинулся бли жееще один ополченец. — Здесь большинство — славяне. Да мы бы и не рыпались, честно говоря. Кому воевать охота? Были бы в составе Молдовы…
— Да не были бы, Серега, не были! — перебил его парнишка. — Разве с этими придурками нормально жить можно?
— А чего? Сделали бы федерацию… Вон и Смирнов об этом говорил, президент наш.
— Да, нах, не шизди только… — отмахнулся парнишка и снова обратился к Михе: — Эти пряники нормального разговора ни хера не понимают. У них только «Великая Румыния» в голове. А где она там великая? За всю историю ни одной войны не выиграла… Они хотели здесь сделать, чтобы был только молдавский язык и латиница, а русские, значит, как второй сорт. Кричали, нам: «Чемедан, вокзал, Россия!» А мы, понимаешь, не хотим быть вторым сортом. И румынами делаться не хотим. Мы — русские и мы — у себя дома…