Я видел
Я был и знаю, потому что видел. Вокруг меня люди, которые родились позже, но мне все кажется, что и им известно кое-что из моего опыта. На самом же деле они ничего не знают, а если и знают, то через пятое на десятое. То же самое относится и к подробностям моей биографии, и к книгам, которые я написал. Мы воображаем, что другие следят за этим и что это им интересно. Они что-то там слыхали, но смутно и неточно. Какая-то из книг попала им в руки, и по ней они судят об остальных книгах.
Раздельность
Представление о раздельности души и тела как бы заложено в нашем разуме, и верить в рассказы о духах нам так же легко, как и нашим предкам тысячи лет назад.
Если бы
Если бы можно было верить, что со смертью все кончится! Тогда бы мы не боялись, что нам будут; показывать наши дела под громогласный хохот. Или что мы будем с ясным сознанием взирать на любимое свое захолустье, не в силах предотвратить людские ошибки и преступления. И вспомнится тревога Мицкевича, говорившего, что дух мало что может без тела.
Нравы
Бесконечны возможности рода человеческого в области нравов и моды. Только представить себе, каковы были эти нравы сто, тысячу, пять тысяч лет назад. Но одно оставалось неизменным: все крутилось вокруг наготы, явной или скрытой, мужчины и женщины и их полового акта. Испражнения, менструация, совокупление, беременность: есть культуры, в которых это маскировалось, и культуры, в которых можно было говорить об этом свободно.
Благородство
Когда я пребывал, как говорится, в согласии с Богом и миром, то чувствовал себя не в своей тарелке, словно кем-то прикидывался. А вновь оказавшись в шкуре грешника и маловера, обретал свою подлинность. Так повторялось в моей жизни не раз. Мне, безусловно, нравился собственный благородный образ, но едва я нацеплял такую личину, совесть подсказывала, что это обман — и других, и себя.
Понятие sacrum необходимо, но оно невозможно без осознания своей греховности. Я нечист, я грешник, я недостойная личность, и даже не из-за своих поступков, а по причине сидящего во мне зла. И только признав, что нет у меня оснований метить слишком высоко, я чувствую себя самим собой.
85 лет
Ах, этот мой юбилей, эти цветы, аплодисменты, тосты. Если бы стало известно, о чем я думаю! Этакий бесстрастный подсчет прибылей и убытков. Убытки — фальшивые слова, вышедшие из-под моего пера, слова, которых не вернешь, ибо они напечатаны и останутся навсегда, причем они-то и окажутся самыми привлекательными и будут чаще всего повторяться. И я спрашивал себя: неужели за то, чтобы написать сколько-то действительно хороших вещей, нужно расплачиваться не только изломанной жизнью, как я, но и шелухой, сором на пути к нескольким поистине чистым знакам?
Все не так
Восемьдесят пятый день рождения, слава и почести в избытке. И все время словно другим, внутренним слухом прислушиваешься к чтению приговора. Да, так и должно было случиться, я предчувствовал это в ранней молодости. Но твой дар не заслужен, и ты это сознаешь. Кругом болтают, болтают, а я иду к трону Судии со своей безобразной душой.