Выбрать главу

Если все истины относительны и зависят от системы координат, — бунтует человек, самые тайные помыслы и порывы которого разоблачены, — то я хочу быть определяющей системой координат, я сам решу, что назначить истиной. Вы хотели видеть во мне хищника, жестокую, злую тварь, смотрите — вот он я. Если я злобен, коварен, если я жажду лишь власти и наслаждений, то пусть я буду таким в полной мере, без лицемерия, целиком. Ведь только в масштабности я вижу для себя возможность величия и оправдания».

(Александр Ват. «Бегство Лота»)

Возрождение религиозности

Возрождение религиозности в Польше должно начаться с величайшего в Польше праздника. Это не Рождество и не Пасха, а День поминовения усопших, языческий праздник общения с умершими.

Первый день творения

А в общем, не такой уж тяжкий труд. Бог создал этот мир. Давно? Не очень. Сегодня утром. Миг тому назад. Бутоны не успели распуститься.

Совсем близко

От той весны, когда ходил дорогами Галилеи, Вроде бы так далеко, а оказывается — близко. «Смилуйся надомною, грешным», —                                                      просил я тогда. И слышу теперь: «Где твое сокровище,                                                       там и сердце».

Носятся

Заняты — только не тем, что всего важней Носятся так, словно верят: они бессмертны. Каждый себя считает ценнее всех. Каждый считает: другого такого нету.

Невероятно

В том и тайна креста, Что мерзейшее приспособленье для пыток                                          сделано знаком спасенья. Как могут люди не думать, чем их обносят в храмах? Пусть карающий пламень пожрет основанья мира.

Изъян

Поэзия, да и любое другое искусство, — изъян, который напоминает человеческим сообществам, что мы нездоровы, как ни трудно в этом признаться.

Ребячливость

Поэт словно дитя среди взрослых. Он знает, что ребячлив, и должен постоянно прикидываться, будто участвует в делах взрослых.

Изъян: ощущать в себе ребенка, то есть наивно-эмоциональное существо, которому беспрерывно угрожают насмешки и хохот взрослых.

Неприятие

Нелюбовь к эстетическим теориям и рассуждениям о форме поэзии, то есть ко всему тому, что загоняет нас в рамки одной роли, возникла у меня из чувства стыда, иначе говоря, я не хотел смириться с приговором, обрекающим меня быть поэтом.

Я завидовал Юлиану Пшибосю: как это он умудряется уютно себя чувствовать в шкуре поэта? Значит ли это, что он не находит в себе изъяна, темного клубка, страха беззащитного, или решил ничего этого не показывать?