Например, наколоть дров для камина. К сожалению, под рукой не было феи из сказки, которая освободила бы его от дел, не было и бензопилы эту роскошь могли позволить себе только конкуренты.
Всю тяжелую работу по дому ему приходилось брать на себя. Конечно, в гостинице был персонал, но очень немногочисленный, всем служащим он пообещал премии за работу, выполняемую сверх их должностных обязанностей. На деньги, полученные от Фейт и ее фанатов, он собирался решить несколько насущных проблем — точнее говоря, целый ряд насущных проблем, до которых не доходили руки из-за всех несчастий, что навалились на него за этот год.
— О, разумеется, — ответила Труди. — Думаю, мы все обсудили.
— Хорошо. Увидимся вечером за ужином.
— До встречи, — с этими словами Труди вышла.
Как только она исчезла, у Лекса вырвался вздох облегчения. Он предпочел бы обсуждать меню для предстоящего вечера, мебель, уборку все что угодно, но только не Фейт Боннер и ее редактора. От одной мысли, как они будут играть сцены, которые «полыхают со страниц», его начинало тошнить. Хотелось биться головой о стену.
Или нет, найти ее, схватить, отнести в спальню и показать ей такой секс, какого не встречалось ни в одной из ее книжек.
Но это безумие.
Пора занять себя чем-нибудь, сказал себе Лекс.
Он сообщил Джорджу, где его можно будет найти, и пошел к поленнице. Стоило ему завернуть за угол, как Бино бросился к его ногам и начал тереться о них, повизгивая и глядя на него взглядом, в котором читалась мольба: «Отвяжи меня». Он уже вырос из этого ошейника, подумал Лекс, проникаясь жалостью к другу, и погладил Бино.
— Прости, приятель, попозже.
Внезапно он затылком почувствовал, что она здесь. Подняв голову, Лекс выдавил:
— Привет, нравится вид?
Она стояла на скальном камне, любуясь пейзажем.
— Да, нравится. Он великолепен. Такие краски, восторженно ответила девушка. — Настоящая красота.
Глядя на нее, он чувствовал, как кровь превращается в жидкое пламя, проникающее во все члены. Колени ослабели, на подгибающихся ногах Лекс пошел к поленнице. Там он облокотился на дрова и поднял глаза на девушку.
— Каждую осень мне кажется, что эта — самая прекрасная осень в моей жизни, но потом приходит новая осень, листья меняют цвет, и я убеждаюсь, что эта новая осень еще прекраснее, — вздохнул он, обводя взглядом горный пейзаж. — По эту сторону гор все кажется другим. Нет ничего прекраснее этих склонов и долин.
Она задумчиво кивнула, но тут взгляд ее упал на Лабрадора, и она вздрогнула. Это инстинктивное движение ее хрупкого тела сказало Лексу, что она все еще напугана. Только тот факт, что Бино на привязи, позволяет ей любоваться пейзажем.
" Простите, — вдруг сказала девушка. — Мне так жаль вашу собаку. Ей не нравится на привязи.
— Ничего, потерпит, — махнул рукой Лекс, любуясь тем, как ветер играет ее шелковистыми кудрями. Он перевел взгляд на ее губы и почувствовал, как все его тело сладко замирает. — Я разрешу ему спать в моей комнате ночью, так что он нас быстро простит.
А что ему остается? Ведь иначе Бино могут запросто съесть дикие звери. Он тут как приманка в силке.
— Мне жаль, что он напугал вас. Труди сказала, что вы уже однажды пострадали от нападения собаки.
— В детстве, — кивнула девушка. — Но это не извиняет мой обморок, — смущенно потупилась она. — Спасибо, что вы позаботились обо мне, отнесли домой и все такое.
— Не за что. Я чувствую себя виноватым. Бино большой, но совершенно безобидный. Просто он сам не сознает, что может напугать.
Она посмотрела на Бино, словно желая поверить в это. Но в ее глазах был страх, между бровями залегла морщинка, а все тело было напряжено так, словно девушка никак не могла расслабиться.
Лекс скривился.
— Какая собака напала на вас?
Наверно, чау. Они часто нападают на детей.
Взрослых они боятся, потому что они большие, но дети перед ними беспомощны.
Девушка отвела взгляд.
— Мне стыдно признаться, — поморщилась она.
Значит, не чау. Не крупная собака, раз ей стыдно признаться. Лекс усмехнулся.
— Пудель?
Глаза цвета янтаря посмотрели на него.
— Хуже.
Хуже? Что может быть хуже пуделя? Что может быть унизительнее нападения пуделя?
— Хуже?
Она подавила вздох.
— Это был чихуахуа.
Забыв о правилах приличия, Лекс расхохотался. Смутившись, он попытался подавить смех, но безуспешно. Дрожащими от смеха губами он пробормотал:
— Чихуахуа?
Она наградила его взглядом, полным негодования.
— Да, ненормальный чихуахуа. Наверно, у него было раздвоение личности.
Лекс скрестил руки на груди, поленница с дровами уже успела вылететь у него из головы. Как и другие дела.
— Раздвоение личности, говорите? Это как?
— Он решил, что он ротвейлер.
Это уже было чересчур. На этот раз ничто не могло удержать Лекса от приступа смеха. Он хохотал, пока слезы не выступили на глазах.
— Это вовсе не смешно, — возмутилась Фейт, сама хихикая.
Она закатала рукава и показала ему тонкие шрамы на руках.
— Для ребенка это было травмой. Он был не таким уж маленьким по сравнению с шестилетней девочкой, а зубы у него чертовски острые. Эта собака до смерти напугала меня.