Это снова было не то место и снова не подходящее время.
На ней был легкий сарафан на тонких бретельках, который оказался поднят до самой талии. Ноги широко разведены, она удобно расположилась прямо на ширинке моих шорт, и как будто, специально начала мягко двигаться, разрывая меня на клочья изнутри.
— Перестать тереться об меня, иначе я кончу, — прошептал ей в губы.
Катя подняла на меня свои затуманенные глаза и попыталась сфокусировать взгляд на мне. Она смотрела на мое лицо и нежно гладила по щеке, будто успокаивая, вызывая внутри меня трепет. Я прикрыл глаза, наслаждаясь этим моментом. Девушка практически никогда не была нежна со мной, и такая резкая, переменяя в ее поведении, полностью сносила мой здравый смысл.
Ее зеленые колдовские глаза смотрели в самую душу, темные волосы лежали небрежной волной на плечах. Я провел по ним рукой и аккуратно отвел назад, на спину, освобождая тонкую шею. Наклонился и оставил поцелуй на нежной коже, а затем снова заглянул в лицо.
Катя прикрыла глаза и слегка улыбнулась, время остановись и оставь нас так навсегда — близко друг другу.
— Нужно ехать, — девушка распахнула глаза, провела напоследок своей рукой по моему лицу, затем перелезла обратно на пассажирское сиденье и пристегнулась.
Еще пара–тройка таких поцелуев, и клянусь, я не сдержусь и обесчещу девушку в любом месте, даже самом людном, потому что силы мои на исходе.
Глава 27. Женя
Я ожидал, что отец Кати встретит нас с дробовиком или чем–то вроде этого.
Но он довольно радушно поприветствовал меня выворачивающим плечо движением, смял в крошку кисть руки, а после мягко обнял дочь. Мама и вовсе у нее приветливая, улыбчивая и суетливая женщина, настоящая хозяйка в доме, потому что в квартире нас ждал стол, накрытый на дюжину гостей, но никак не меньше.
Игнатьевы жили в довольно классической двушке со стандартным ремонтом и обстановкой — просто и уютно.
Катя заметно расслабилась, увидев положительный настрой родителей и всё понеслось по стандартной схеме — расспросы, рассказы, просмотр детских фотографий.
Игнатьева была красивым пухлощеким ребенком, а потом начала превращаться в миловидную девочку. Последние фотографии были из выпускного класса, где на меня смотрела женственная девушка с выразительными глазами и нежной улыбкой.
Как можно быть таким мудаком, чтобы распускать слухи о ее фригидности или что там за чушь нес ее бывший недо–парень?
На часах было девять вечера, сумерки плотно опустились на город, а съеденная курочка, пюре и салатики плотно опустились в мой желудок. Я был благодарен маме Кати — Елене Валерьевне, за то, что она предложила:
— Катюш, а сходите с Женей, прогуляйтесь по нашему центру, покажи там всё.
Катя нехотя, но отправилась со мной на экскурсии по их небольшому городку. Наверняка, здесь было также, как и в других небольших городах России — полупустые улочки, дома и практически полное отсутствие людей в это время дня.
А в центре — Ленин, Дом Культуры, библиотека, администрация и клумбы, клумбы. И, по всей видимости, центром всего этого являлся фонтан, возле которого было сосредоточено много молодежи.
Кто–то выпивал, кто–то слушал музыку, кто–то разговаривал.
— Давай не пойдем туда, — Катя впервые за вечер взяла меня за руку и потянула в другую сторону — к библиотеке.
Ловить возле фонтана было нечего, поэтому спорить я не стал и дал девушке увести себя, лишь бы она не выпускала свою руку из моей.
Жара немного спала, но от раскаленного за день асфальта шло непрекращающееся тепло. Мы сели на лавочку в небольшом сквере возле библиотеке, и девушка тревожно спросила:
— Тебе не нравится здесь?
— Почему не нравится? — удивился я, — примерно так я и представлял всё.
Катя снова замолчала и начала нервно ерзать на лавочке.
— Так, Ежиха, выкладывай, что не так? — не выдержал я, всё надо вытягивать из нее силком.
Девушка немного помялась, а потом ответила:
— У нас тут все довольно просто, а ты, кажется, не привык к такому.
— Какая разница к чему я привык? Я здесь и мне хорошо, — легко пожал плечами, улыбнулся, щелкнул Катю по носу и вытянул ноги.
Игнатьева заметно расслабилась, даже выдохнула шумно и улыбнулась. Я залюбовался ею, протянул руку и убрал прядь волос, которую ветер бросил ей на губы.
— Игнатьева? Катюха? Ты ли это? — из-за деревьев появилось два парня.
Катя издала какой–то звук, очень похожий на рык, вздернула голову и ответила:
— Иди куда шел, Кузавков.
Пацан загоготал и толкнул локтем вбок второго, тот тоже мерзко заржал.
Почувствовал, как горечь подкатила к горлу, вызывая тошнотворно–неприятные ощущения. Взглянул на девушку — та заметно побледнела и скривилась.
Кто он ей?
— Ой–ёй как мы заговорили. А это что за мажор вылизанный? Твой новый? Ты наконец–то лишилась девственности, а? Фригидная?
Сорвался с места и врезался в ржущего урода, снося его на землю и нанося удары один за одним. Его друг недолго стоял растерянно, а потом подключился к нашей драке, и теперь мне уже приходилось отбивать удары двоих.
Не могу сказать, что рукопашный бой — это что–то новое для меня, но факт того, что эти уроды доводили Катю, и, так и не повзрослев спустя столько лет, снова позволяют себе вольности в отношении нее, снес все знаки «стоп» в моей голове, поэтому я махал руками просто на пределе возможностей.
Конечно, мне тоже перепадали удары, но я не обращал на них внимания. В какой–то момент мне перестали отвечать, и я устало выдохнул, рассматривая двух уродов, катающихся по земле.
Катя взяла меня за руку и потянула куда–то. Шел, не сопротивляясь и полностью позволяя девушке вести меня. Подходя к уже знакомому подъезду Катиного дома, она усадила меня на лавочку под фонарем, а сама присела напротив и взяла мое лицо в свои руки:
— Ну зачем ты полез? — расстроено спросила она, рассматривая повреждения.
— А что надо было делать? Слушать, как эти дебилы оскорбляют тебя?
— Можно было просто уйти, — девушка нежно погладила меня по голове.
— Не в моих правилах, — пожал плечами.
— Пойдем домой, нужно обработать раны.
Дома нас встретила шокированная мама и, отчего–то, довольный папа Кати.
— Твой противник такой же, разукрашенный как ты? — улыбаясь, спросил он.
— Хуже, — ответил я.
— Их было двое, — пояснила Катя. — Противников, в смысле.
— Всякое бывает, — ответил отец девушки, а сам с улыбкой до ушей и довольной физиономией скомандовал, — а теперь марш в ванную.
В ванной причитающая Елена Валерьевна, вместе с Катей обработали мне бровь, из которой сочилась кровь, разбитую губу, продезинфицировали сбитые костяшки и гематому на скуле.
А затем родители отправили нас спать. Удивительно, но никто не настаивал на том, что мы должны спать в разных кроватях. Зная суровость Михаила Дмитриевича, ожидал, что меня отправят спать на балкон или коврик у двери, но толи пожалели мои побитые бока, толи просто посчитали бессмысленным разделять нас, учитывая, что мы живем практически месяц вместе.
Спальня Ежихи была классической комнатой девчонки — подушки, оборки, цветочки в горшочках, стикеры, постеры и прочая требуха.
Вдвоем мы разложили диван, и я устало плюхнулся на него, подтягивая к себе ближе девушку. Она легла удобнее, а после тихо сказала:
— Спасибо тебе, — в ее словах была слышна улыбка.
Я удовлетворенно улыбнулся, а после поцеловал ее в волосы и счастливо закрыл глаза.
Разбитая бровь — малая плата за благосклонность этой колючей Ежихи.
Глава 28. Катя
Я совершенно зря переживала, как пройдет встреча с моими родителями, итог — мама с обожанием смотрит на Женю, папа с отеческой гордостью. В какой–то момент подумала — а не подстроена ли вчерашняя драка, уж больно удачно все произошло, и отец выглядел довольным, будто кот, наевшийся досыта сметаны.