— Правильно мыслишь, дочка. Связей нет. Должен везде, даже в булочной. Бывшие друзья от него шарахаются. Прислугу и то рассчитал.
— Лепев — скользкий какой-то. Ни слова прямо не скажет. И смотрит на меня, как на дурочку полоумную. Особенно когда я не вижу. Деньги ему мои нужны, а не я.
— Как скажешь, тебе с ним жить. Есть ещё кандидаты, покажу. Может, ты сама кого приглядела, а? Хи-хи! А? Может, припал кто к сердечку-то? Ну? Повинись отцу, кто тебе ещё поможет?
— Папенька, что вы такое говорите! Во-первых, я никогда про такое даже не думала! Во-вторых, вы на меня ругаться начнёте. И в-третьих, он совсем не дворянин.
— Поругаюсь, конечно. Как без этого? Но прощу. Наверное… Кто он?
— Вы его знаете, папенька.
— Ну? Не тяни! Говори!
— Евросий…
— Не хнычь! Что у вашего женского пола за привычка — чуть что, сразу слёзы лить. Евросий, значит. Вот ведь пригрел змею на собственной груди. Секретарём взял, а он дочку мою… Не реви! Не реви, говорю! У вас уже было?
— Папенька! Как можно!
— Ты уже знаешь, как можно. Принц научил. Хм… Евросий… Ну… зови его сюда, разбираться будем.
Через пять минут пара молодых людей, крепко держащихся за руки, не разжимая их, синхронно бухнулись на колени перед креслом Высокочтимого Федула и одновременно заговорили:
— Папенька! Прости нас. Мы любим друг друга!
— Высокочтимый! Не ради похоти, а только из любви к вашей дочери я осмелился…
— Молчать! Вот от кого от кого, а от тебя, Евросий, я не ожидал. Моя дочь богата, изнеженна. В холе и неге росла. А ты на какие такие средства её содержать станешь?
— Папенька, мы надеемся, что вы нам будете помогать! Сильно помогать… Да? И приданое…
— Молчи! Не тебя спрашиваю. Ну? Что скажешь?
— У меня есть капиталы… Я копил…
— Тьфу у тебя, а не капиталы! Копил он… Из моих же выдач ты и собирал… Встаньте. Одно у тебя достоинство, Евросий, приданое дочки не размотаешь.
— Раз-два! Три-четыре! Стой, раз-два! Третий десяток на выдачу винной порции… Становись!
Как же хорошо и как приятно быть первыми. Винная порция перед ужином — раз. Час свободного времени после обеда — два. Зависть остальных — три.
В первый поход оставили всех, кто дошёл до части. Хотя и ставился крайний срок. Уложившихся в него премировали винной порцией. Недошедших по любой причине отчислили. Кое-кто из дошедших ушёл сам.
В комнате унтер-офицеров освободилось две койки. Второй десяток не дошёл почти полностью. Его командир добрался, но на утреннем построении с позором был разжалован в рядовые и отправлен в общую казарму. Тебе дали власть над полусотней человек. Ты в бою их тоже бросишь? Командир пятого десятка дошёл сам и привёл своих, но ему хватило армии с головой, сразу после прибытия ушёл из учебки.
Единственный десяток, дошедший полностью, третий, получил привилегии до следующего марша. Винная порция каждый день, час личного времени — вроде, не так много? Может, да, а может, и нет, но из десятка ушло всего двое. В других подразделениях больше не дошло.
Лекари выдали всем вонючую мазь для ног, и к утру рекруты были готовы к обратному походу. Путь домой всегда легче, к тому же у ребят появился какой-никакой опыт. В часть дошли все, хотя кое-кто расслабился. Помня вчерашнее, некоторые не спешили. Однако на этот раз не успевшие в срок были отчислены. В учебной роте из трёхсот осталось сто шестьдесят два рекрута. Причём в третьем десятке — тридцать девять человек.
Ромул перед строем получил благодарность ротного, а среди своих прозвище — Дуб.
— Ты надеешься уговорить мальчика поделиться заклинанием портала? Старый дурак! Не подумал об одной очень простой вещи.
— Это какой? Государь разрешит…
— При чём здесь Его Величество? Смотри — ты композитор, идёшь по деревенской дороге и слышишь свирель пастушка. Мелодия великолепна. Ты даёшь пастушку талер, нотную тетрадь и просишь записать музыку. А он НЕ МОЖЕТ! Нотной грамоте не обучен! Так и Стах. Он не учился, знания родовые, их другой чародей не воспроизведёт. Его надо сначала обучить, затем снабдить лабораторией и создать условия, чтобы он спокойно разбирался во всплывших знаниях и записывал получающиеся формулы.
— В таком ключе я как-то не подумал.
— Вот! Зачем пентаграмму подсунул?
— Орден же! Пусть будет благодарен Гильдии…