— Молчать! — закричала на него Марья Павловна. — Аннушка, поди сюда, — позвала она горничную. — Ты такъ за вещами на возу смотрѣла? Видишь, что они съ самоваромъ подѣлали! Вѣдь тебя, дуру, нарочно для этого и послали съ возами.
— Я говорила имъ, а нешто мужчинъ переспоришь! — пробормотала горничная. — Ну, вотъ и попортили.
— Да ничего не попортили, барыня, — опять заговорилъ мужикъ. — Нешто такъ портятъ? И труба цѣла, и кранъ цѣлъ… А просто онъ подъ закрутку попалъ. Его въ лучшемъ видѣ хотъ сейчасъ наставляй и кипяти воду.
— Молчать, говорятъ тебѣ! А самоваръ этотъ, Анна, я тебѣ на счетъ поставлю. Нарочно прислугу на возъ съ мебелью посадили, чтобъ она за вещами наблюдала, а она, сидя на возу, должно быть, воробьевъ, считала
— Никакихъ воробьевъ не считала. Это, можетъ статься, вамъ интересны воробьи, а мнѣ они не интересны. А что ежели самоваръ погнутъ, то сами вы виноваты. Никогда самовары на возъ не кладутъ, а берутъ ихъ съ собой въ карету.
— Поговори еще у меня, мерзкая!
— Да конечно-же… Я дѣло говорю. А самоваръ на возу, такъ за нимъ нешто усмотришь! Вѣдь не обнявшись-же съ нимъ сидѣть.
— Еще-бы… самоваръ не солдатъ.
— Пожалуйста, вы эти слова оставьте. Никогда мы на солдатъ не мѣтили, да и мѣтить не будемъ. Не такого я сорта дѣвушка. Совсѣмъ не въ ту точку…
— Ахъ, грубіанка! Михаилъ Иванычъ, послушай, что она говоритъ!
Подошла нянька.
— Воля ваша, сударыня, а въ той темной комнатѣ, которую вы подъ дѣтскую отвели, жить невозможно, — сказала она.
— Отчего невозможно? Что такое? И какъ это тебѣ не стыдно ныть ежеминутно! Изводишь ты меня своимъ нытьемъ.
— Да какъ-же, сударыня, не ныть-то. Нешто это комната? Это не комната, а гробъ.
— Тьфу! Тьфу! Типунъ-бы тебѣ на языкъ!
— Конечно-же, гробъ. Прямо подъ крышей и съ одной стороны потолокъ скошенъ. Точь-въ-точь крышка у гроба.
— Михаилъ Иванычъ, что она мелетъ? — отнеслась Марья Павловна къ мужу.
— Угловая комната въ мезониѣ, ну вотъ потолокъ у ней и скошенъ, — отвѣчаетъ мужъ.
— Отчего-же вы горничной Анюткѣ отдаете комнату безъ скошеннаго потолка, а подъ дѣтей съ нянькой со скошеннымъ потолкомъ? — не унималась нянька.
— Какъ Анюткѣ? Анюткѣ вовсе никакой комнаты-не будетъ! — закричала барыня.
— А безъ комнаты я жить не останусь. Тогда мнѣ разсчетъ пожалуйте! — объявила горничная.
— Ну, и я въ гробу жить не намѣрена, — подхватила нянька. — Тогда и мнѣ разсчетъ пожалуйте. Помилуйте, что это за потолокъ, о который по ночамъ лбомъ стукаться будешь! Надѣлаешь себѣ на лбу синяковъ и станутъ тебя, ни въ чемъ неповинную душу, за пьяницу считать.
— Съ какой-же стати тебѣ лбомъ-то стукаться? — понизила голосъ Марья Павловна. — Ты тамъ и ходить не будешь. У скошеннаго потолка мы твою кровать поставимъ.
— Здравствуйте! Еще того лучше! А вскочу я спросонья, да теменемъ въ потолокъ?… Воля ваша, а я не могу, увольте меня. Да у меня и мѣсто есть въ Озерки. Тамъ все-таки у меня мой сродственникъ въ конюхахъ живетъ.
— Ну, не твою кровать къ скошенному потолку поставимъ, такъ кровать ребенка, — сказалъ баринъ. — А ты свою кровать у другой стѣны поставишь.
— Я не понимаю, отчего вы не хотите эту комнату Анюткѣ отдать.
— Понимаешь, Анюткѣ нужна комната для глаженья бѣлья. А какъ она изъ мезонина внизъ въ кухню съ утюгами будетъ бѣгать? Нельзя, душенька, Аннушкѣ безъ комнаты быть, — отнесся Михаилъ Ивановичъ къ женѣ. — Посуди сама, вѣдь мнѣ лѣтомъ каждый день чистая глаженая сорочка нужна. Лѣтомъ я потѣю, ѣзжу на службу и все такъ пылится на мнѣ.
— Баринъ, а баринъ! Не уговаривайте ихъ насчетъ комнаты, а лучше мнѣ разсчетъ и паспортъ пожалуйте. Право, такъ лучше будетъ. Полковница одна какъ звала меня къ себѣ въ Павловскъ на дачу! Вотъ туда и поѣду. Тамъ не захолустье, тамъ жить отлично.
Услыша категорическій отказъ горничной отъ мѣста и рискуя остаться безъ прислуги сейчасъ-же при переѣздѣ, когда столько уборки бываетъ въ домѣ, Марья Павловна сдалась.
— Да пускай занимаетъ комнату около твоего кабинета. Но я не знаю, куда мы нашего Петю дѣнемъ? — спросила она. — Вѣдь и его гдѣ-нибудь положить надо.
— А Петю съ нянькой въ комнату положимъ.
— Какъ? Еще третьяго въ этотъ проклятый гробъ? — завопила нянька. — Разсчетъ, сударныя, пожалуйте.
— Да не въ гробъ, не въ гробъ, — махнулъ ей рукой Михаилъ Ивановичъ. — Знаешь, Марья Павловна, что я придумалъ? — обратился онъ къ женѣ. — Дѣйствительно, дѣтямъ нужно больше воздуху. Поэтому мы отдадимъ подъ дѣтскую ту большую комнату, которую назначили себѣ подъ спальню.