Но Андреич знал, что и сам выглядит не ахти, а ведь он постарше будет.
Пока еще было время - можно было поговорить с магом.
- Там все в порядке? - мастер кивнул в сторону горна.
- Да, - маг не менялся в лице и всегда говорил так, будто в пятый раз наизусть повторял школьнику таблицу умножения, - Он родится через три часа.
- Хорошо.
Началась беготня в полную силу. Предыдущая смена начала засыпать другой состав шихты, но это было только полдела. Надо было снижать давление в печи, и добиться, чтобы её низ, горн, там, где обычно накапливался чугун, перестал походить на баллон с газировкой. Надо было принимать первые холостые, почти без чугуна, спуски шлака. Мастер вился вокруг домны, будто пчела вокруг цветочной клумбы. Поправлял, приказывал. Смотрел на стрелки манометров - регулировал дутье. Открывал заслонки смотровых глазков. И пытался не просто понять, но почувствовать, что сейчас там - внутри. Он, наверняка, и чувствовал. Без этого невозможно играть на печи, как на баяне, выдавая чугун по норме.
Андреич, отдавая команды и прикидывая в голове все мелочи, еще умудрялся подумать, как здорово было бы выращивать гомункулов не в домнах, а в мартенах. Там ведь все так хорошо - открытая ванна, почти как аквариум. Расти - не хочу! И вольфрама бы в скрап добавляли, и молибдена, и всех прочих присадок. А, главное, выход гомункула к людям. Без родов этих дурацких, без риска.
Но металлический гомункул мерз в мартене. Восьми часов в жидком металле было совершенно недостаточно. Чтобы вырасти, ему нужны были две полных недели огня. Его нужно было взбивать и вымешивать, как тесто. До самых последних минут гомункул был просто налетом на стенках горна.
Потому домна была колыбелью для будущего солдата. А мастеру доставалась беготня и мысли о тысячи пустяков. Видел Иваныча, но переговорить не удалось - тот бежал к бункерной эстакаде, там были проблемы.
Скоро засуетился и маг. Подходил ближе к кожуху печи, прикладывал руки, будто слушал, потом снова отходил. Андреич на этот раз заметил то, чего не замечал раньше. «Сирень» смахивал на поломанный маятник и своими неровными подходами-отходами медленно раскачивал существо внутри.
За час до родов прибыли товарищи из особого отдела. Заняли своё обычное место у бака с водой. Три обладателя фуражек с синим околышем. Капитан и лейтенанты. Бывшая солдатская косточка - выправка и медали. Теперь к этому прибавилась бдительность. Правда, мастер совершенно не мог представить их на параде или при награждении: они, как и все остальные в цеху, махнули рукой на блеск значков и ботинок. Оттого казались местными.
За полчаса привезли ковши под шлак и, на всякий случай, изложницы для чугуна. Когда поезд с вагонами-ковшами, проходил на своё место, цепь с кран-балки ударилась о борт, качнулась, и задела Петра. Крюк ударил его по ноге, как-то подломил её и зацепил. А крановщица, которая сидела в своей кабинке у самого потолка цеха, как раз поднимала цепь, чтобы перетащить формы-изложницы.
- Опускай!!! К полу!! - заорали крановщице со всех сторон. На посту старик Симонов пытался докричаться до неё по внутренней связи.
Но эти вопли казались совершенно неважными, напрасными попытками. Видно было, что Петро потерял сознание и болтается на цепи, как кукла. Андреич тут же, не думая, бросился к магу.
- Отпусти его!! Это горновой!! Без него ничего не выйдет, - он держал его «за грудки» и что-то еще кричал. Но мастера уже оттащили особисты и, завернув руки, повалили.
Маг посмотрел сквозь него, и пока он смотрел, грязные следы с мантии осыпались на пол.
- Это не моё. Про горнового понимаю.
Тут как раз цепи пошли вниз, и Петро стал опускаться прямо в руки набежавшей кучки людей. Особисты соображали быстро: конфликт исчерпан, без мастера печь оставлять нельзя. Потому отпустили его и помогли подняться.
Все всё понимали, но легче от этого не становилось.
Андреич бросился к маленькой толпе. Петро был жив, но из штанины торчала кость, а по этой кости текла кровь. И время! Время!
- Костюков, Магомедов, тащите его к медикам. Семендяев, с молотком справишься? Точно? Туда! И хватит толпиться! - сам Андреич, разогнав народ по местам, бросился на пост. Распахнул окна, чтобы было не только видно, но и можно было докричаться до горновых. Когда рождался гомункул, управление подачей дутья и шихты в печь мастер не доверял никому.
Пневматический молоток у них был хороший, новый, ездил по специальной колее. Управляться с ним мог и один человек. Только вот с большой, нештатной леткой, через которую должен был выползти гомункул, одного человека было мало. Семендяев подвел жало молотка, дал воздух. Горновые со своими «кочергами» готовились расчищать слив. Включили большой вентилятор, чтобы хоть как-то охладить рабочий пятачок.