Серёга умилённо сложил руки перед грудью:
— Какое шикарное открытие! Мне кажется, или это из-за него мы улетели в кювет?
— Нет! Серёг! Вспомни! На каком языке мы с тобой говорили про конезавод?!
Серёга ещё раз поскрипел мозгами и с натугой проговорил:
— We spoke English… Е…! Артур! Мы реально спукали по-инглишу!
Артур нахмурился:
— Can you supervise it? [2]
Серёга напрягся и выдал:
— Probably, I can [3] … Блин, про баб ли! Артур! Я всё грёбаное школьное детство учил этот самый инглиш и получал свои законные пары и колы! А тут — нет, стоило умереть тогда, чтоб англичанку напугать, пробабли!
— Да хоть про баб, хоть про девок, — пробормотал "Вирджиния", прохаживаясь перед спутником и массируя подбородок. — Хоть про девок, — повторил он и остановился. — Нам надо помнить, что мы можем говорить по-английски и как можно чаще вставлять английские фразы, вроде как забыли, как это по-русски.
Лавров радостно заржал — видимо, уже входя в роль владельца конезавода, многое перенявшего от своих четвероногих любимцев:
— Да-да-да, точно! Я хочу to drink hundred gram of vodka, простите, забыл, как это по-русски… о-сто-гра-ми-ца!
"Вирджиния" скромно потупила взгляд:
— Смотри, как бы я не начал… начала говорить всем, что I want to kill the husband — и радуйся, что не по-русски, а то вдруг кто поймёт и поможет хрупкой женщине исполнить мечту!
— Э, э, э! — всположился Серёга. — Ты мне это! Не шути, дорогая! А то я устрою тебе насилие в семье! Прости, забыл, как по-английски… violence in a family?
— Shut up! — резко бросил Артур и зашагал к "ГОСТИницце". Прошёл метра три, обернулся.
Серёга послушно тащил поклажу.
— Какой хороший русский тягловой тяжеловоз… — пробормотал Кривошапкин так, чтоб Лавров не услышал.
Отношения и без того трещали по швам, практически не выходя из пике постоянных обоюдных подковырок. Серёга никак не хотел думать о деле и считал, что для спасения Алёшки достаточно просто приехать в Ухтомск.
Ну, допустим, в таком крохотном городишечке найти детский дом будет несложно. Если честно, Артур уже даже приглядел дом-кандидат, обросший ельником — слишком уж казенно и безрадостно тот домик смотрелся на фоне прочих.
Допустим так же, что имеющихся у супругов Миллер документов хватит, чтобы убедить Сейфулина в том, что Алёшу можно отдать Миллерам…
Но! Светлый обозначил только, что директор детдома, Сейфулин, заключил сделку с агентством "Флауэр". Наверняка же эти "цветочки" подстраховались и сделали Аязу Вахитовичу предложение, от которого невозможно отказаться.
Интересно, что они наобещали? И собираются ли сдерживать свои обещания?
Значит, начинать надо с того, чтобы узнать про условия сделки агентства и директора — и придумать нечто, более заманчивое.
Бухнув чемоданы на порог "ГОСТИниццы" Серёга зевнул:
— Во. Щас устроимся на ночлег — и пойдём рыть, чего это агентство, как бишь его… "Фловер"?
— "Флауэр", — автоматом поправил Артур.
— Ага, точно! В общем, нам бы для начала втереться к Вахитычу в доверие и разузнать, чего ему наобещали америкосы!
Артур онемел.
Может быть, он после смерти обрёл телепатические возможности и каким-то образом передаёт свои идеи в головы коллег по несчастью? Если нет, то почему тогда, пока он думает и выбирает кратчайшие пути для решения проблем, они как-то по наитию приходят к тем же выводам, что и он?!
Откашлявшись, "Вирджиния" пробормотала:
— Ну, раз ты такой умный, то иди и оформляй нам номер на двоих. А я пока пойду погуляю по окрестностям.
— Э, одному в чужом городе опасно!
— Да, маленький, опасно. Чужих на районе всегда му… кхм… бьют. Именно поэтому ты будешь паинькой сидеть в гостинице, а мамочка разведает обстановочку.
Серёга покачал головой:
— Смотри, жена… если что, то без обид! Сам нарва… лась!
— И чего он только нашёл в этой стерве желтоглазой? — сокрушалась Зинаида Андреевна, помогая няне Тоне мыть окно в кухне. — Вот чего он в ней нашёл? За неделю семь раз парик сменила, как с ним по-русски лялякать, так без акцента шпарит, гадина, как к кому другому обратиться, так сразу "о, моя плохо понимай рюски!"
Тоня сочувствующе кивала. Лицо её было понимающим и грустным. Однако мысли занимала не любовная трагедия Зиночки — вот ведь дура-девка, нашла в кого влюбляться! Да, директор, но ведь старше неё вдвое, ниже чуть не на голову, лысый, кривоногий, а уж самомнения — сначала оно в комнату входит, а через пять минут и сам Сейфулин!
— И куда только он смотрел? Ведь она ну чисто змея!
Тонины глаза наполнились слезами, и Зинаида Андреевна, чувствуя поддержку, тоже начала приплакивать. Откуда она могла знать, что Тоня думала в тот момент о мебели, которую взяла в кредит в Омске и о протёкшей стиральной машине, а ещё о телевизоре, в котором снова перегорели лампы — двадцать первый век на дворе, а у неё ламповый телевизор и муж-алкаш, активно спаивающий всех троих сыновей в придачу, и только одна зарплата нянечки в детдоме, чтоб всё оплатить!
Так и плакали обе, тихо всхлипывая и отмывая окно, а, натерев скомканными газетами стёкла, для блеска, ещё и обнялись.
— Гад он, гад, гад, гад! — проплакала Зинаида.
— Ух, ещё какой гад! — с чувством подхватила Тоня.
И какая разница, что чувство не имело никакого отношения к Сейфулину? Главное, две подруги поняли друг друга.
— Смотри, — шмыгая носом, ткнула пальцем в только что начищенное стекло Тоня. — Смотри, какая!
На улице среди елей шла женщина. Ни Тоня, ни Зинаида раньше её здесь не видали, но держалась она уверенно, как местная. Было в ней что-то неуловимо неправильное… широкий уверенный шаг, серьёзное лицо… да ещё такая подчёркнуто-элитная одежда и обувь, того и гляди, вылезет откуда-нибудь ярлычок "GUCCI" или там "Louis Vuitton"…
Заметив, что на неё смотрят, женщина улыбнулась.
В улыбке тоже было что-то… неправильное, странное.
— Лесбиянка что ли, — едва слышным шёпотом предположила Тоня.
Зинаида Андреевна недоверчиво обернулась на подругу, снова всмотрелась в незнакомку.
А и правда. Все неправильности объясняла некая мужиковатость движений. И на Зинаиду эта женщина смотрела, словно прикидывая, долго ли придётся уламывать и стоит ли вообще подкатывать с "горизонтальными намерениями". Аж щекам жарко стало…
Нет.
Была в ней ещё одна странность.
Спрашивается, что она забыла в дальнем парке детдома, под окнами кухни?
— Здравствуйте! — обратилась незнакомка то ли к Зинаиде, то ли к Тоне, а то ли к обеим сразу, хоть нянечка уже поспешила ретироваться поглубже в комнату.
— Здравствуйте, — отозвалась Зинаида. — Вы кого-то ищете?
— Я думаю, что да, — согласилась, чуть поразмыслив, женщина и подошла ближе. — Вы скажете мне, это есть детский дом?
Любопытная Тоня тут же встряла:
— А вы иностранка, да?
— Оh, I am the citizen of the United States of America… о, простите, пожалуйста. Мы приехали недавно с мужем. Мы хотели усыновлять ребёнка.
— Для недавно приехавших у вас очень хорошая русская речь, — недоверчиво отметила Зинаида.
Женщина улыбнулась, выбивая из рук преподавательницы все сомнения, настолько располагающей оказалась улыбка:
— О, я до десяти лет жила в России, моя мама была русская. Просто последние тридцать лет меня окружают люди, которые speaking English. Я уверена, ещё день или два, и я will get used to speak Russian…
— Чё она сказала? — недостаточно тихим шёпотом спросила Тоня, и незнакомка ответила сама:
— Я сказала, что привыкну говорить по-русски. Первые десять лет жизни, они со мной. И всё же это детский дом?
— Да, — кивнула Зинаида. — Это наш Ухтомский детский дом… а где вы раньше жили в России?
— Это имеет некое значение сейчас? — хитро прищурилась женщина.
— Н-нет, нет, — согласно кивнули подруги.