Иванихин зажевал.
От выпитого стало горячо изнутри, а окружающее слегка закачалось. И еще он с изумлением ощутил, как расслабляется мерзкий тугой комок, в который, оказывается, давным-давно скрутились его кишки, или желудок, или что там еще у человека может скрутиться. Сделалось спокойно и несуетно.
— А я слышал, вы вроде в губернаторы подались, — вспомнил вдруг Иванихин. — Как же так?
— Это не я, — покачал головой Терминатор. — Это он.
— Конан, что ли? — понимающе кивнул Иванихин.
— Нет, — строго сказал киборг. — Конан тут вообще ни при чем. Ты думаешь, я кто?
— Вы… этот, — неуверенно произнес Иванихин. — Ну, в смысле тот…
Он с ужасом понял, что забыл фамилию иностранца. Ему стало стыдно, как в школе, когда вызывали к доске отвечать перед классом невыученный урок. Но что-то говорить надо было, и он решился.
— Вы — Черный человек! — выпалил Иванихин. — Ну, как у Есенина. «Где-то плачет ночная зловещая птица. Вот опять этот черный на кресло мое садится…»
Терминатор одобрительно посмотрел на Иванихина и откинулся на спинку. Кресло придушенно хрюкнуло, сопротивляясь натиску могучей спины.
— В точку, Сергеич! — воскликнул Черный человек. — Ну, за это надо выпить. И давай-ка ты меня на «ты» называй. Это который губернатор, ему будешь выкать… Хотя нет. Не будешь. Он же по-английски говорит. Да вы и не встретитесь…
Иванихин безропотно взял стакан.
Горло обожгло даже сильнее, чем в прошлый раз. Но по мозгам ударило не сразу, а через какое-то время дошла мягкая неотвратимая волна, словно цунами, — эхо землетрясения. Эпицентр, видимо, был в желудке.
— Значит, закрыли пункт, — закусив и откашлявшись, решил возобновить беседу Иванихин.
— То есть? — удивился киборг.
Он прищурил человеческий глаз и вперился в Иванихина багрово пылающим шаром. Иванихин занервничал.
— Ну, я смотрю, тут склад какой-то, и нет никого… — сбивчиво залепетал он.
Терминатор вздохнул.
— А я думал, Сергеич, ты понял, — разочарованно сказал он. — Открыт наш пункт. Как мы всегда работали, так и сейчас. Просто у тебя категория сменилась. Дошло?
Иванихин глуповато улыбнулся.
— А, — сказал он. — Ага… Категория.
Мир опять рассыпался на кусочки, и надо было в очередной раз собрать цельную картинку. Или хотя бы попытаться собрать. Проклятые паззлы!
— А вы, значит, мой м-м…
Под обжигающим взором киборга слово «менеджер» расплавилось на губах у Иванихина, превратившись в мычание.
— Я — твой проводник, — заявил Терминатор. В его голосе опять лязгнули машинные нотки.
— Куда? — слабо спросил Иванихин.
— А куда ты идешь? — не пожалел его Черный. — Туда и проводник.
— Так это…
— Или хранитель, — разрешил киборг. — Если тебе так спокойнее.
— Ангел? — робко пошутил Иванихин и устыдился тогo, как жалобно это прозвучало.
Терминатор шутки не принял.
— Ну зачем же? — сухо сказал он. Повисло молчание.
Иванихин лихорадочно пытался привести в действие затуманенные мозги. Значит, пункт работает. А то, что павильон внутри каждый раз иначе выглядит, это ему в прошлый раз Микки Маус доходчиво объяснил. Персональный, сказал, профиль. Типа каждому свое. Только вот почему здесь сейчас именно такая обстановка? И вместо вежливой Снегурочки или услужливого менеджера — этот, кто он там. Черный… Смотрит, как советский плакат времен Великой Отечественной — прямо в душу. Св-волочь.
— А какая у меня теперь категория? — осмелился Иванихин.
— А какая тебе теперь разница? — в тон ему ответил киборг. — Ну, допустим, я скажу, что Дэ-5. Или Ю-18. Ты, Сергеич, на кой вообще пришел? Категорию выяснять?
Иванихин вдруг расхрабрился всерьез. Да что, в самом деле, такое? Он к ним — как уважаемый клиент, а ему вместо дивана — жесткий стул, вместо приятного собеседника — ханыгу-охранника, еще и робота вдобавок! А как же эти, ну, гражданские права сдать свое время?
— Ты меня категориями не морочь, — хмуро рубанул Иванихин. — У тебя полномочия есть мое время принять? Если нету, так позови кого постарше…
Терминатор покачал головой. Непонятно было, то ли он осуждал Иванихина, то ли одобрял, то ли жалел.
— Старше меня — только… — Черный человек оборвал фразу, зябко передернул могучими плечами, отчего явственно затрещал ватник, налил себе одному— и немедленно выпил.
Настольная лампа мигнула, затем погасла, но не успел Иванихин толком испугаться, как она загорелась вновь. Некоторое время Терминатор сидел неподвижно, потом опять потянулся за банкой, но налил в оба стакана по чуть-чуть — даже не налил, а плеснул на донышко.
— Подумай хорошенько, Сергеич, — произнес он негромко. — Вспомни, как не хотел сюда идти — а пришел. Почему не хотел? И зачем пришел? Подумай и скажи. Только не ошибись.
Иванихин выпил.
Этот глоток оказал на него странное воздействие. Как будто вовсе не самогон он пил. А вообще непонятно что.
Голова прояснилась, мысли стали прозрачными, четкими и какими-то посторонними. «Так, наверное, мыслят великие ученые, — подумал Иванихин. — Все по порядку, все по полочкам, и ничего их по-настоящему не волнует. А ну-ка посмотрим, что у меня там на полочках лежит…»
И увидел Иванихин мысленным взором всю свою жизнь.
Для начала ему явился славный толстощекий карапуз. Карапуз сидел на полу рядом с ножкой стола и, задрав голову, смотрел вверх. Он был почти уверен, что там, на недостижимой высоте, есть что-то неописуемо интересное. Когда взрослые брали его на руки и возносили в верхний мир, на столе всегда оказывалось что-нибудь эдакое. Но как проверить сейчас, когда он одни?
Карапуз ухватился за ножку. Кряхтя и покачиваясь, он поднялся на ноги. И с мужеством естествоиспытателя потянул за скатерть…
Иванихин вспомнил сладкий восторг и темный ужас мгновения, когда сверху стали падать разные предметы. Вспомнил, как карающим божеством ворвалась в комнату мать и больно-пребольно отшлепала его по попке, приговаривая: «Не лазь наверх! Не лазь, куда не надо!»
Затем Иванихин увидел мальчика Павлика. Мальчик Павлик, сопя от усердия, рисовал на последней странице тетрадки по математике танк. Танк был большой и настоящий, с длинной пушкой и заклепками на броне. Сначала он был наш, но когда Павлик его дорисовал, выяснилось, что танк вражеский, потому что стало понятно, как нарисовать еще лучше. И Павлик нарисовал наш танк, со звездой, еще лучше!
Вражеский танк увидел, что наш лучше, и разозлился. И ка-ак выстрелил! Но промазал. Павлик отложил ручку с синей пастой и взял с красной. Тогда наш танк ка-ак стрельнул в ответ) И попал! А вражеский ка-ак взорвался!!!
— Это еще что за художества? — прозвучало над головой. Павлик втянул голову в плечи.
Учитель математики взял тетрадку, посмотрел, хмыкнул. Класс радостно затаил дыхание.
— Рисуешь ты неплохо, — одобрил учитель. — И политически грамотно, как я посмотрю. А теперь давай проверим, как ты решаешь задачи… художник!
Мальчик Павлик плелся к доске, слыша шепотки и смешки за спиной и всем сердцем желая оказаться где-нибудь в другом месте. Он почему-то сразу понял, что теперь его долго будут дразнить «художником». Но наивно решил, что дразнить перестанут, если он бросит рисовать…
Следующим перед Иванихииым предстал студент Иванихин. Студент Иванихин сидел на лекции и мечтал, чтобы она поскорее кончилась. Лекция была но высшей математике, и Иванихин даже не валился делать вид, что конспектирует. Он и школьный-то курс математики осилил «трудом, куда уж институтский?
Вообще-то, честно сказать, ему не нравилась ни одна из дисциплин, которые приходилось учить. Да ему и специальность не нравилась. Но куда было податься с троечным аттестатом? А здесь был недобор, вот Иванихин и поступил.
Ладно, пять лет помучиться — а там и диплом…
Студент Иванихин зевнул и сменился Иванихииым нынешним. Трех- или четырехгодичной давности. Этот тоже зевал. Непосредственно на рабочем месте. «Еще только среда, а по ощущениям давно уже пятница, — думая Иванихин. — И не первая на этой недеде. Когда это кончится? Сил моих нет».