Возвышенный расставил ноги на ширину плеч и на секунду прикрыл глаза. В следующий миг вокруг его тела подсветилась красная аура.
– Приготовьтесь, – сухо сказал он.
Помню, как он выпустил из рук красную волну, которая подобно морской, прокатилась по залу, обдавая нас с ног до головы теплом. Я закрыл глаза и сжал кулаки. Приготовился терпеть боль, но боли не последовало. В груди едва заметно запекло, чего я совсем не ожидал. И этим нас пугали старшеклассники? Таких ритуалов я хоть пять штук выдержу! Вскоре тепло исчезло, и я с ужасом осознал, что чувствовал не свою энергию, а энергию, оставшуюся от волны Возвышенного.
Открыл глаза. Двадцать девять моих одноклассников раскачивались и тряслись, словно молодые деревья под напором ураганного ветра. Они корчились от боли, краснели и пускали слюни. Не прошло и минуты, как они застелили пол в актовом зале своими телами.
Не понимая, что происходит, я посмотрел сначала на воспитателей, а затем – на Возвышенного. Волна прошла мимо меня? Или её было недостаточно? Можно ли повторить ритуал?
Возвышенный встретился со мной взглядом, пожал плечами и пошёл к выходу. Я хотел догнать его, но меня остановила острая боль в висках. Она продлилась всего секунду, после чего закружилась голова и затуманилось зрение. Я сделал шаг и чуть не упал. Со зрением стало совсем плохо. Всё казалось чересчур резким. Любой угол, рельеф или изгиб бросался в глаза. Сфокусировав зрение на одном предмете, я не видел остальные, а стоило посмотреть вдаль, как скоп всех предметов разом атаковал меня, будто сотни вспышек фотоаппаратов.
Собравшись с силами и сощурив глаза до миллиметровой щелочки, я посмотрел на воспитательниц. Это было непросто, но я различил сочувствующий взгляд Кати, а затем и прочитал сказанное ею по губам:
– Бракованный…
День высвобождения энергии поставил на моей жизни крест. Немногие воспитанники интернатов могут похвастаться светлым будущим. Лишь единицам удаётся найти своё место в жизни и добиться успеха, но без энергии это… Это как инвалиду соревноваться с олимпийцами.
К слову, я оказался первым бракованным ребёнком за всю историю работы интерната, а детей в этих стенах воспитывали больше сотни лет. Брак случался столь редко, что в общей статистике случаев его даже не отмечали отдельным графиком, а показывали припиской, где вероятность измерялась миллионными долями процента.
Беда не пришла одна. Если моих одноклассников ритуал пробуждения сделал сильнее и лучше, то меня – наоборот. Мало того что я не получил силы, так обзавёлся болезнью. Приступы с поломанным зрением случались нечасто, но, как правило, в самые неподходящие моменты. Стоило мне выйти из равновесия – разнервничаться, испугаться или разозлиться, как я терял контроль над глазами. Предметы становились слишком яркими, резкими и агрессивными. Глядя в таком состоянии на горочку разноцветных карандашей, мне казалось, что прямо передо мной горят бенгальские огни, взрывается салют и мерцает дуга от сварочного электрода.
Доктор обозвал мои приступы приступами паники и назначил маленькие коричневые таблетки, которые пахли травой и ничуть не помогали. Чтобы прекратить приступ, мне требовалось закрыть глаза и успокоиться. Но сказать легче, чем сделать. Приступы случались в моменты эмоциональных взрывов. Часто ли у меня получалось быстро успокоиться? Никогда.
Ждать, когда одноклассники и старшаки почувствуют превосходство, пришлось недолго. Первое время они делали вид, что сочувствуют. Хлопали по плечу и подбадривали, но мало-помалу защитная аура «неудачника» сошла на нет. Интернат – не то место, где жалеют слабых. Не прошло и месяца, как я услышал дерзость от тех, кто раньше меня боялся, и отстранённость в словах бывших друзей. Тучи сгущались, и я не видел просвета, потому как была ещё одна проблема…
Энергия раскладывалась на много подвидов, но, если не вдаваться в детали, то выделить можно два основных: энергия воздействия и энергия сохранения. В народе её называли просто – красная и зелёная. Многие родители хотели иметь детей с определенной энергией. Быть уверенными, что их чадо продолжит семейное дело или закроет бреши. Будущие семьи присматривались к детям заранее, дожидались ритуала высвобождения и только после этого делали свой выбор в пользу того или иного ребёнка. Я, как и все, ждал двенадцати лет и намеревался уйти в семью. Но клеймо бракованного наглухо закрыло двери в счастливый мир.
И что же делать дальше? Обычно парни, которых до шестнадцати лет не забирали в семьи, убегали. Некоторым удавалось найти работу или прибиться к мелкой шайке. Этот вариант я тоже не рассматривал. Зачем кому-то делиться со мной едой и кровом, если даже с возрастом я не отплачу делом? В конечном счете мне ничего не оставалось, кроме как расти, ждать наступления совершеннолетия и бояться будущего…