Двух упоминаний было вполне достаточно. Насколько Кэролайн было известно, Закери все еще в Бате. Над камином в красивой рамке красного дерева висел его портрет. В первую неделю своего пребывания в Лондоне она то вешала портрет на стену, где она могла его видеть, то убирала в тумбу для постельного белья. Но потом перестала убирать, и теперь не было вечера, чтобы она не смотрела на него по крайней мере в течение десяти минут.
Она не знала, идеализировала она его или нет, но за то время, что она была с ним знакома, он стал ей не только любовником, н.о и другом. И она скучала и по тому и по другому. Вспоминая о том, что он сказал ей в последний день, она оглядела свою комнатку. Но ее беспокоил не размер квартиры, а то, что она сидит в ней одна.
Сбылась ее мечта. Однако каждый вечер она сидела у окна спальни и долго смотрела в темноту. Она не знала, как заглушить в себе это глубокое чувство тоски и пустоты. А ведь она должна быть совершенно счастлива и довольна.
Днем, занимаясь живописью, она именно так себя и чувствовала – особенно в первые дни. Если бы Кэролайн не встретила ни одного из Гриффинов, она все еще была бы счастлива. А теперь она постоянно возвращалась мыслями к поддельным греческим руинам и к Закери, который ей позирбвал, и к тому, как он ей рассказывал о том, что чувствовал, когда в первый раз увидел «МонуЛизу».
Кэролайн смахнула непрошеную слезу, прокатившуюся по щеке. Ее беспокоило не то, что она одна, и не то, что ей нужен мужчина, чтобы чувствовать себя счастливой. Да у нее никогда не было мужчины до тех пор, пока три месяца назад не появился Закери!
Нет, она скучала не по мужчине вообще, а именно по Закери, с которым могла бы разговаривать, к которому могла бы прикасаться. Правда, в последний раз она к нему прикоснулась, отвесив ему оплеуху. Это был конец. Он был Гриффин и мог иметь любую женщину, и она не могла придумать ни одной причины, по которой он все еще хотел бы быть с ней.
– Ты дура, Кэролайн, – пробормотала она, складывая письмо сестры. Ей казалось, что он из тех, кому должен быть преподан урок, а кончилось тем, что урок получила она, но теперь уже не могла им воспользоваться.
Мельбурн перевернул страницу последнего отчета Закери.
– Что у тебя получается по самым скромным подсчетам? – спросил он младшего брата.
– Я просмотрел цены на мясо и молоко за последние шесть лет и вывел среднюю, потом сравнил затраты на переработку молока на сливки и масло с перевозкой быков и разделкой туш. Доход неплохой и превзошел мои ожидания.
– Я хочу, чтобы ты расширил свою программу.
– Нет, я не буду. – Закери сидел на широком подоконнике в кабинете Мельбурна и рассеянно постукивал носком сапога о стену. – Пока слишком много предположений. Только когда наши телята достаточно подрастут для скрещивания и начнут давать молоко, мы сможем понять, нашел ли я правильную комбинацию наследственных признаков. Тогда мы сможем расширить программу.
– Но если ты правильно подсчитал, увеличение стада вдвое позволит нам начать…
– Я не собираюсь торопиться, – прервал Мельбурна Закери. – Я хочу, чтобы все было сделано правильно. Авторитетом в нашем деле является Уитфелд, а он согласен со мной.
– Хорошо. – Мельбурн отложил отчет. – Пип уже уговорила тебя поехать с ней верхом? Она только и говорит об этом с тех пор, как мы узнали, что ты возвращаешься в Лондон.
– Мы поедем завтра утром.
– Отлично. Если мне удастся закончить через пару дней дело об имуществе Примтона, мы сможем уехать в Мельбурн-Парк.
Закери понял, что ему надо что-то ответить.
– Здорово.
– Шей сказал тебе, что Хантли все еще в городе? Они пригласили нас к себе завтра вечером.
Закери встал и направился к двери. Гарольд поплелся рядом. Закери нагнулся и почесал пса за ухом.
Казалось, ничто не могло его взволновать. Его дни проходили в каком-то тумане, и только письмо Эдмунда или вести от других фермеров ненадолго выводили его из этого состояния.
– Пожалуйста, извинись за меня. У меня работа. – Он открыл дверь.
– Там будет генерал Пиктон.
– Тебе не кажется, что мое присутствие может вызвать неловкость? Этот человек практически предложил мне место офицера в своем полку, а я, не.говоря ни слова, неожиданно исчез из Лондона.
– Черт возьми, Закери, сядь.
– Зачем?
– То, что ты дуешься, ничего не изменит. Закери вздохнул.
– Я не дуюсь, Себастьян. Я все время занят, и мне это нравится. Мне жаль, если ты ждешь, что я вдруг взорвусь, но меня мало что волнует. Единственное мое желание – поспать.
– Надеюсь, ты понимаешь, почему я разлучил тебя с мисс Уитфелд?
– Прекрасно понимаю. Ты полагаешь, что имя Гриф-финов пострадает, если один из нас женится на воспитанной женщине, которая намерена завоевать свое место в мире.
– Ты упрощаешь.
– Да, я делаю это намеренно, потому что не хочу ранить твои чувства. Это не ты разлучил нас, Себ. Она испытывает такой же ужас перед браком со мной, какой испытываешь ты при мысли, что я женюсь на ней. По ее мнению, от замужней женщины ждут только, что она должна приглашать дам на чай, вышивать, хорошо одеваться, рожать детей, а во всем остальном быть совершенно бесполезной. Смешно, не правда ли, что ее взгляды почти совпадают с твоими?
– Зак…
– Извини меня. Мне надо сегодня отправить письмо Эдмунду Уитфелду.
Поднимаясь наверх, Закери вдруг подумал о том, чтоон наконец понял самую суть проблемы. Дело было не столько в том, что Себастьян был против этого брака. Это его не остановило бы, разве что на мгновение, но не более того. Проблема была в том, что брака не хотела Кэролайн – по крайней мере она так думала. У нее пока не было опыта противопоставить что-либо своей мечте об идеальной жизни. Теперь ей представился шанс жить так, как она мечтала. Интересно, так же привлекательна и сладостна ее мечта, как прежде?
Он остановился перед дверью в спальню. Она в Лондоне, и он, во всяком случае в данный момент, тоже в Лондоне. Возможно, он не сумеет убедить ее выйти за него замуж, но, черт возьми, попытаться-то можно. Если ему повезет, он поцелует ее, поговорит с ней, обнимет. А если очень повезет…
Жаркая волна окатила его с головы до ног. Схватив шляпу и перчатки и свистнув Гарольду, он сбежал вниз по лестнице.
– Стэнтон, у меня назначена встреча. Пожалуйста, передай Мельбурну, что я, наверное, вернусь… не скоро.
– Хорошо, лорд Закери.
О, как он на это надеялся, черт возьми!
Глава 25
Кэролайн опустила кисть в банку с растворителем, потом тщательно вытерла ее тряпкой и, отложив в сторону, взяла другую.
Краски. Ей нравился их запах и восхитительная радуга цветов. Но в последнее время она стала понимать, что именно хотел Закери довести до ее сознания. В конечном счете люди, с которыми она встречалась, искусство, которым она занималась, вся ее жизнь – все это были всего лишь… краски. И она пришла к выводу, что потеряла самого хорошего, самого живого человека, которого когда-либо знала. Господи, как же она по нему истосковалась – по звуку его голоса, смеху, по его оптимистическому взгляду на жизнь. Без него жизнь была… неполной, как бы успешно ни складывалась ее карьера.
– Мисс Уитфелд?
– Да, Брэдли?
Ассистент Лоуренса вошел в хорошо освещенную студию и протянул ей сложенный лист бумаги.
– Сэр Томас просил узнать, не согласитесь ли вы встретиться с его клиентом. У него самого назначена встреча, которую он не может отменить.
– Встретиться с клиентом? – автоматически переспросила она. Насколько ей было известно, все клиенты приходили в студию, если хотели позировать для портрета.
– Это какой-то эксцентричный старый лорд. Он не желает выходить из своего дома. Сэр Томас уже когда-то писал его портрет.
– А он не будет сердиться, если я заменю сэра Томаса?
– Это вам придется убедить его в своем мастерстве. Сэр Томас просил не опаздывать.