Кэролайн прочла бумагу, которую принес Брэдли. Джон, лорд Хогарти. Имя было ей незнакомо, но по крайней мере прервется установившийся порядок, обычная рутина. К тому же был указан адрес в районе Мейфэр, так что это не будет чем-то неприличным. Да и не могло быть. Ее наставник сразу же, с первого взгляда, внушил ей доверие. Собрав краски и только что отмытые кисти, она постучала в кабинет мастера.
– Сэр Томас?
Художник поднял голову от письменного стола.
– Кэролайн. Брэдли дал вам адрес?
– Да. Есть еще что-либо, что мне следует знать?
– Хогарти может быть вам полезен. Он немного странный, но разбирается в живописи. Я уже предупредил его запиской о вашем приходе. – Сэр Томас улыбнулся. – Просто пишите, как всегда, и у вас появится клиент на всю жизнь. Лорд знает, что мне иногда нужна помощь.
– Спасибо, сэр Томас.
Художник уже не раз посылал к Кэролайн своих менее высокопоставленных клиентов, а сама Кэролайн уже подумывала о том, не открыть ли ей собственную студию. А насчет помощи сэр Томас был прав. Когда художник становится таким знаменитым, как он, у него не хватает времени, чтобы написать портреты всех желающих.
На улице она наняла экипаж и назвала кучеру адрес. Когда они ехали по Мейфэр, она не могла удержаться и стала смотреть в окно, как всегда делала, когда осмеливалась проезжать этот район. Она даже не знала, в Лондоне ли Закери, но должна была посмотреть на эти роскошные дома. Не смотреть на них было бы так же больно, как не видеть Закери, кроме как на портрете.
Двадцать минут спустя экипаж остановился и кучер постучал по крыше:
– Приехали, мисс. Пять шиллингов. Дороговато, но она не собиралась торговаться, стоя посреди улицы. Когда экипаж отъехал, она повернулась к дому.
– Господи!
Перед ней был квартал близко поставленных друг к другу домов, в каждом из которых было по две или три квартиры.
Она поднялась по ступеням парадной лестницы нужного ей дома и только собралась постучать, как дверь открылась.
– Да, мисс? – В дверях стоял солидный человек в черной ливрее.
– Мне надо видеть лорда Хогарти. Меня послал сэр Томас Лоуренс.
Дворецкий кивнул и, отступив в сторону, пропустил ее внутрь дома.
– Вас ждут. Сюда, пожалуйста, мисс.
В каком-то смысле она была права, говоря Закери о жизни замужней женщины. Светской даме никогда не было бы позволено входить в дом незнакомого мужчины без соответствующего сопровождения. Она не принадлежала к высшему обществу, но желание людей света быть увековеченными для потомков перевешивало их снобизм. Но ей от этого не было легче. Уже не было.
– Сюда, мисс. – Дворецкий открыл дверь в комнату, видимо, служившую для утренних приемов. Несмотря на то что день уже клонился к вечеру, в комнате было достаточно светло. – Вы можете разложить здесь ваш холст и краски. Лорд Хогарти сейчас придет.
– Спасибо, – сказала она, заметив, что уже был приготовлен мольберт.
Комната ей понравилась. Хотя она и была немного скудно обставлена, Кэролайн, памятуя описания сэра Томаса, этому не удивилась. На каминной полке стояло несколько изысканных чернофигурных греческих ваз. Разложив принадлежности для живописи, она подошла к камину, чтобы рассмотреть вазы поближе.
Благодаря интересу своего отца к греческим руинам – настоящим и поддельным – она хорошо знала искусство Древней Греции. Если она не ошибалась, то три хорошо сохранившиеся вазы были подлинными, а следовательно – бесценными. Закери бы знал. Он обладал интуицией, возможно даже большей, чем сам понимал.
Дверь за ее спиной открылась. Она обернулась и застыла на месте.
На пороге стоял Закери Гриффин. У нее остановилось сердце. Вообще все остановилось.
– Что вы здесь делаете? – пропищала она.
– Я Джон Хогарти. – Его низкий голос вызвал у нее дрожь.
– Ничего подобного. Что происходит?
– Это моя квартира.
– Нет. Сэр Томас сказал, что он уже писал портрет лорда Хогарти и что лорд мог бы быть хорошим клиентом.
– Я попросил его сказать это.
– Значит, мой наставник считает, что я отправилась на сомнительное рандеву с одиноким мужчиной? Как вы могли?
– Он ничего такого не считает. Я сказал ему, что ваша семья в Лондоне и они хотели сделать вам сюрприз.
– Слава Богу, что вы не погубили мою репутацию окончательно. – Она быстро собрала краски и сунула их под мышку. Ей надо бежать отсюда, пока ее сердце не повлияло на разум. – Посторонитесь, пожалуйста. Я ухожу.
– Прошу прощения. Я хотел увидеть вас, но думал, что вы не согласитесь.
– Правильно, не согласилась бы, – солгала она. Он здесь. И он хочет ее видеть. Ее сердце бешено колотилось.
– Ваш отец писал мне, что у вас все хорошо.
– Да. То же самое он писал мне о вас.
Он не хотел, чтобы она уходила, но усилием воли не двинулся с места, чтобы остановить ее. Все, что он мог, – это смотреть, как она свернула чистый холст и направилась к двери. Проклятие! Он пробыл с ней всего две минуты, а хотел бы прожить всю жизнь. Но если она хочет уйти, он не станет мешать. Ему надо заставить ее захотеть остаться.
– Моя семья уезжает в Девоншир через неделю.
– Прекрасно.
Ладно. Ни логика, стало быть, ни мягкие уговоры, ни светские разговоры – ничего не помогает. Закери захлопнул дверь перед самым ее носом.
– Я пытаюсь вести себя как полагается, – прорычал он, – и уважать ваши желания.
– Разрешите мне прой…
– А потом мне вдруг пришло в голову, что вы не очень-то уважаете мои.
– Ваши желания? И каковы же они, позвольте спросить?
– Вот они.
Он схватил ее за плечи, прижал к своей груди и впился в губы. Он почувствовал ее удивление, а потом желание, равное тому, что испытывал сам. Коробка с красками упала на пол, раскрылась, и разноцветные тюбики рассыпались по полу.
– О!
– Тише! – Он взял у нее холст и бросил на пол. Языком он разомкнул ее губы и провел по зубам. Его руки скользнули по ее телу и крепко прижали.
Он целовал ее до тех пор, пока оба уже не могли дышать. Потом, отстранившись, он прохрипел:
– А теперь скажите мне, что хотите уйти.
– Л-логически это просто…
– К черту логику! Вы изучали искусство всю свою жизнь, Кэролайн. Какое отношение имеет к нему логика? Разве выбирая цвет, позу или выражение лица, вы руководствуетесь логикой? Искусство развивается, меняется, живет. Так же как любовь.
– Закери, п…
– Вы хотите уйти?
Она посмотрела ему в глаза.
– Нет.
Он опустился вместе с ней на пол. Она стянула с него камзол, а потом – галстук, пока он расстегивал пуговицы (ему показалось, что их было не меньше тысячи) на ее накидке. Он должен прикоснуться к ней, быть внутри ее, иначе все это будет нереально.
– Я скучал по тебе, – шептал он, продолжая раздевать ее.
– И я скучала, – шептала она в ответ, расстегивая его рубашку.
Освободив ее от платья, он скинул сапоги, расстегнул брюки и стал стягивать их вниз. Но тут его рука угодила в красную краску, вытекшую из тюбика.
– Проклятие!
– Ее просто так не смоешь, – дрожащим голосом сказала Кэролайн.
– Правда? – Он положил ладонь ей на бедро и притянул к себе, оставив красную метку на ее белой коже. – Хорошо.
Он медленно вошел в нее. Его другая рука попала в желтую краску, и он оставил желтую метку на ее правой груди, а на левой – красную.
– Зак… О! – стонала она, пока он ритмично двигал бедрами, закрыв глаза и наслаждаясь остротой ощущений.
– Закери, – выдохнула она.
Он открыл глаза и увидел на своей груди синий отпечаток ее ладони.
Не переставая двигаться, он прижался к ней, и синяя краска смешалась с красной и желтой. После этого единственно правильным было перевернуть ее, так что оба они оказались измазанными красками спереди и сзади.
Когда они почти одновременно достигли вершины, он снова перевернул ее и, улыбаясь, сказал: