Однако новый удар не заставил себя ждать. Не успел он открыть дверь спальни, как ему на грудь бросился щенок.
– Ты скучал без меня, Гарольд? – пробурчал он, опуская щенка на пол.
– Слава Богу, что вы пришли, милорд! – воскликнул камердинер, сбрасывая на пол потрепанное одеяло.
– А в чем дело, Рид? – Закери закрыл дверь прежде, чем Гарольд успел выскочить в коридор.
– Это… это животное, милорд, – брызгая слюной, ответил камердинер. – Я пытался от него отбиться, но он чуть не съел меня живьем. – Рид выставил одну ногу, показывая разорванную брючину и чулок. Башмака вообще не было видно.
– Он еще щенок, Рид. Придется прощать его резвость.
– Как скажете, милорд. Что-нибудь еще?
Хм. Что бы там мисс Уитфелд ни затеяла на утро, он должен подготовиться.
– Приготовь мой серый камзол и будь здесь в семь часов. У меня наутро назначена встреча.
Он будет элегантен, но скромен, дабы соответствовать ожиданиям деревенской девушки.
– Хорошо, милорд, но…
– В чем дело? Гарольд, иди сюда! Гарольд, ко мне!
– Ваш Гарольд съел ваш серый камзол.
Закери посмотрел на камердинера, потом – на щенка.
– Что ты сказал?
– Ну, не весь. Но оторвал левый рукав. Я достал его из гардероба, чтобы погладить, милорд, а он, наверное, подумал, что я с ним играю или…
– Ладно, – оборвал его Закери, стараясь не показывать своего раздражения. – Подойдет и коричневый.
– Да, милорд. И я попрошу, чтобы серый камзол отдали портному. Может быть, его еще можно починить.
Кивнув, Закери сел в кресло у окна со сборником поэзии, который ему дал Шей. Когда Рид ушел, он грозно приказал Гарольду:
– Прекрати есть мои вещи.
Щенок вильнул хвостом. Закери решил принять это за согласие.
Он уже клевал носом над поэмой Байрона, когда услышал, как кто-то скребется в дверь. Он было подумал, что это Кэролайн, но ведь она назначила ему свидание на утро.
– Войдите! – крикнул он, выпрямляясь в кресле. Тяжело хромая, в спальню вошла тетя Тремейн.
– Трус, – провозгласила она, закрывая за собой дверь.
– Прошу прощения?
– Ты сбежал от полудюжины молодых леди, ожидавших тебя в гостиной.
– Я устал, – ответил он, снова открывая книгу. – К тому же мне надо было дисциплинировать Гарольда.
Тетя Тремейн посмотрела на щенка, который храпел на кровати Закери.
– Ты в жизни еще никого не дисциплинировал. – Она подошла к Закери и постучала своей тростью по книге. – Но я по крайней мере смогла подробно ответить на все вопросы.
– Какие вопросы?
– О тебе. Твоя любимая еда, любимый цвет, любимый цветок, люб…
– У меня нет любимого цветка.
– Как же! Это белые лилии.
– Стало быть, я к тому же и сентиментален.
– Очевидно, – ничуть не смутившись, ответила тетя.
– А ты какая? – Он схватил конец трости и заставил тетю опустить ее. Он слишком часто получал тростью по лодыжкам и коленям и знал, как это больно. Иногда ему даже казалось, что подагра тети Тремейн всего лишь предлог для того, чтобы использовать трость в качестве оружия.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты заранее спланировала этот заезд к Уитфелдам?
– Я знала, что Салли живет недалеко от дороги в Бат.
– И ты знала, что у нее семь незамужних дочерей. – Да.
– И ты не поделилась со мной этой информацией до того момента, как мы оказались почти у их дома.
– Не обвиняйте меня в сводничестве, молодой человек. Это Себастьян определил тебя в качестве сопровождающего. Я могла бы поехать сюда или в Бат с Шарлеманем или даже Мельбурном. Но мне казалось, что они были заняты.
«Я тоже мог бы быть занят», – подумал Закери, провожая тетю в ее спальню.
– Стало быть, у тебя не было никакой цели.
– Почему ты такой подозрительный? Одолжи мне свою книгу, чтобы было что почитать в постели.
– Хорошо. Это книга Шея, так что не удивляйся пометкам на полях. А обложку съел Гарольд.
Тетя Тремейн поцеловала его в щеку и посоветовала:
– Постарайся получить удовольствие от пребывания в этом доме. Здесь все по-другому. Не как ты привык. Только помни, мой мальчик, что Салли моя подруга, ее дочери страшно наивны. А ты нет.
– Не бойся, тетя. Я ни одну из них не собью с пути.
– Я знаю.
Вернувшись в свою комнату, он разделся и подвинул храпевшего Гарольда на другую сторону кровати. Он никого не собьет с пути. Однако если одна из них захочет сбить куда-нибудь его, это будет совсем другое дело. А утром он будет позировать для своего портрета… если именно это она имела в виду. Проклятое путешествие в Бат начало казаться не таким уж и скучным.
Глава 4
Кэролайн приготовила четыре карандаша с разной толщиной грифеля. У нее все должно быть под рукой. Надо произвести впечатление на лорда Закери не только своим умением рисовать, но и профессиональной подготовкой к сеансу позирования.
Она нахмурилась. Не очень-то профессионально было глазеть на него весь вечер за обедом. Он же был Гриффином. Одним из Гриффинов. Возможно, его портрет писали Лоуренс или Рейнолдс. Или оба.
Но в свою защиту она могла сказать одно: он приехал в Уилтшир как раз вовремя. Помимо того что она отчаянно хотела запомнить линию его подбородка и изгиб бровей на тот случай, если он вдруг исчезнет, ей трудно было поверить, что он вообще здесь. Но поскольку это так, с того момента, как он начнет позировать ей для портрета, она покажет себя настоящим, безусловным профессионалом. Больше никаких томных взглядов. Это был ее единственный шанс.
Она почти не спала ночь и не только потому, что Сьюзен половину ночи болтала без умолку, не давая ей спать, восхищаясь тем, какой красивый, богатый и знатный их гость. У Кэролайн просто чесались руки, так ей хотелось тут же взять карандаш и начать рисовать его портрет. Она была знакома с ним всего полдня, а казалось, изучила его настолько, что смогла бы нарисовать по памяти. Однако учитывая важность портрета, надо, чтобы он позировал. Только лучшая ее работа поможет ей попасть в Вену и быть подальше от Уилтшира и места гувернантки в семье Идсов.
За ее спиной скрипнула дверь. Кэролайн вздрогнула и обернулась. Лорд Закери стоял на пороге мастерской и улыбался.
– Доброе утро.
С минуту она просто на него смотрела. Сьюзен была права. Он не был слишком толстым или волосатым, а мужественным в лучшем значении этого слова. И еще ни один мужчина не смотрел на нее с таким выражением на лице. Он стал приближаться, сокращая расстояние между ними и не отрывая от нее серых глаз. Она сглотнула.
Кэролайн смотрела, как он приближается, стараясь запомнить, как он держит голову, как играют мускулы под лосинами, чтобы потом запечатлеть это на холсте. Какими бы эпитетами ни наградили его сестры, они не передавали главного: он был великолепен – физически.
– Доброе утро, – ответила она, считая, что охватившее ее волнение объясняется желанием поскорее начать работу.
– Да, определенно доброе.
Он дотронулся пальцами до ее щеки, а потом, наклонившись, медленно поцеловал в губы.
На несколько секунд Кэролайн оцепенела, сосредоточившись на ощущении теплого прикосновения его губ. Но туман быстро рассеялся, и она отпрянула.
– Что… что вы делаете?
– Целую вас.
– Сейчас же прекратите!
– Уже прекратил. Вы здесь никого не спрятали в качестве свидетеля? Ведь это было ваше…
– Вы что, с ума сошли? – пискнула она, переводя дыхание. – О чем вы говорите?
– Вы пригласили меня сюда на свидание. Я не…
– Я пригласила вас в свою студию, чтобы нарисовать ваш портрет. – Она никогда не слышала, чтобы в семье Гриффинов были сумасшедшие, но в ином случае он никогда бы не действовал так открыто. И уж конечно, никто из ее моделей никогда ее не целовал. – Сейчас же откройте дверь, прежде чем придет моя горничная и застанет нас одних.