– Детей? У меня только одна дочь.
Мой ответ вызвал всеобщий смех.
В смятении ты не мог понять его логики. Мрачная тень на мгновение набежала на лицо собеседника. И одновременно в твоем мозгу промелькнуло воспоминание о той нервирующей тревоге, которую ты испытал десять лет назад, заблудившись в американском военном городке.
– Я добьюсь, он придет в суд!
Ты позвонил мистеру Миллеру и сказал, что хотел бы срочно с ним встретиться. Мистер Миллер сразу согласился. Он предложил прийти к нему домой после работы. Ты попросил его предупредить охранника.
– О'кэй! О'кэй! – ответил он нетерпеливо.
Миссис Миллер вместе с мужем вышла навстречу тебе. Когда ты поблагодарил ее за вечер, она ответила, что и ей было весело.
– Ваша дочь почему-то пропустила два последних занятия.
Это был хороший повод. Ты быстро приступил к делу. У Миллеров вытянулись лица. Но ты продолжал говорить. Миссис Миллер как-то незаметно исчезла. Назвав по памяти номер части Роберта Гарриса, ты сказал, что сейчас он, по-видимому, находится в госпитале, и попросил мистера Миллера пойти вместе с тобой туда.
– Это так неожиданно, – проговорил мистер Миллер. – Мне давно не приходилось сталкиваться с таким трудным делом.
– Я понимаю, как вам неприятно будет выступить против соотечественника, американца, но мне больше не на кого положиться. Не знаю, разрешили бы мне одному прийти к нему в госпиталь.
– Думаю, что да, если вы выполните все необходимые формальности.
– Вы думаете, если я пойду один, у меня будут шансы на успех?
– Все зависит от него. Не все ли равно, пойдете ли вы один или с кем-нибудь.
– Не просто с кем-нибудь, а с вами, с американцем.
– Сожалею. Это может вылиться в столкновение между американцами и японцами.
– «Может» не то слово. Это обязательно случится.
– Я думаю иначе. – Мистер Миллер бросил на тебя острый взгляд.
Ты насторожился.
– Что вы хотите этим сказать? – Ты почувствовал, как в тебе поднимается гнев. – Вы не хотите ввязываться?
– Нет, но я считаю, что вам следует поговорить с Гаррисом с глазу на глаз. Я не знаком с ним. Мне не хотелось бы повторяться, но мои усилия были всегда направлены на создание дружбы, которая была бы выше национальной принадлежности или гражданства. Мне кажется, что у нас отношения равенствами мне не хотелось бы, чтобы нынешний случай нарушил равновесие.
– Мне сейчас не до длинных рассуждений. Вы отказываетесь осудить постыдный поступок американца? – сказал ты вставая.
– У меня нет доказательств, что Роберт Гаррис действительно совершил постыдный поступок. Не в моем положении и искать их.
– Понятно. Простите за беспокойство.
– Постойте, я хочу, чтобы вы меня правильно поняли. Повторяю, я добиваюсь дружбы между Америкой и Окинавой. Мне неприятно отказывать вам в помощи, но если мы не будем больше, чем необходимо, нарушать равновесие между самими американцами, то это в свою очередь будет содействовать сохранению дружбы с окинавцами. Поняли ли вы меня?
– Хотел бы, если это возможно.
«О каком понимании он говорит?» – задавая себе этот вопрос, ты направился к выходу.
– Уже уходите? Чем кончился ваш разговор? – догнал тебя у порога голос миссис Миллер.
Двойной подбородок миссис Миллер бросился тебе в глаза. Ты вспомнил один параграф уголовного кодекса, объявленного указом верховного комиссара США. «Лицо, виновное в изнасиловании женщины, состоящей в армии Соединенных Штатов, либо в применении к ней насилия, подлежит смертной казни».
«Если бы случилось происшествие, предусмотренное этим законом, если бы пострадавшей оказалась миссис Миллер, а виновником ты, то как бы чувствовал себя мистер Миллер? Как бы это отразилось на отношениях между окинавцами и американцами?» – думал ты, плетясь по асфальтированной дороге.
– Выходит, он меня предал? – спросил ты первым делом у Огавы, придя на квартиру.
– Лучше вам считать, что вы встретились с первым испытанием, – тихо ответил Огава. – Я думаю, что у него были на то свои причины. Для вас это, конечно, не объяснение. Я хорошо понимаю вас.
Огава встал и принес записную книжку.
– Вот список членов Совета американо-окинавской дружбы. Я получил его недавно, в дни празднования столетия со дня прибытия на Окинаву эскадры коммодора Перри.
Найдя строчку, которую искал, ты тут же невольно вскрикнул:
– Мистер Миллер! Занятие – сотрудник Си-Ай-Си.[1]
Тебе передали, что Роберт Гаррис не желает видеть вас. Огава настоял на своем.
В светлой, белоснежной– палате лежало человек десять американцев. Кровать Роберта стояла с краю.
– Я знаю, зачем вы пришли, – сразу сказал Роберт и повернулся к Суню: – Вы адвокат? Японец?
– Китаец, – ответил Сунь.
– Китаец? Ну разумеется, ведь говорили, что вы там болтаете по-китайски.
Сейчас тебе казалось скверным сном то, что Гаррису известна твоя личная жизнь.
– Вы все еще неправильно понимаете нас. Обвиняют дочь этого человека, и ее ждет суд. Мы просим вас дать показания на ее процессе.
– Какие показания?
– Вы сказали сейчас, что после того, как совершили это по взаимному согласию, она вас предала. Разумеется, на этом суде будут судить не вас, но, если девушка будет обвинять вас в преступлении, пойдут толки. По мнению окинавцев, вы…
– Дешевый трюк. Я не собираюсь попадаться на ваш крючок. Из-за вашей дочери я получил рану, этого никто не сможет отрицать. И наконец, я не обязан выступать свидетелем перед судом окинавцев.
Ты несколько раз пытался вставить слово, но каждый раз Огава останавливал тебя, дергая за рукав. Гнев и от чаяние спутались в тебе в непрерывно растущий клубок. Неужели этот лежащий перед тобой больной по имени Роберт Гаррис снимал в твоем доме флигель, дважды в неделю приходил ночевать, разговаривал на ломаном японском языке с твоими домашними? Неужели это он рассказывал тебе о ферме в Калифорнии, о своей семье?