Роман
Киев
издательство ЦК ЛКСМУ
“Молодь”
1986
84P7–44
Р98
Политический роман известного русского советского писателя о неизвестных и
малоизвестных страницах предвоенных лет и второй мировой войны в Англии, Польше,
Франции, Египте, о деятельности западных разведок, пытавшихся направить развитие
событий по выгодному для себя руслу.
Сюжет романа напряженный, в нем много интереснейшего исторического и
познавательного материала.
Р е ц е н з е н т ы:
В.В.Фащенко, лауреат Государственной
премии УССР им. Т. Г. Шевченко,
доктор филологических наук,
С.В.Чернявский, кандидат исторических наук
Художественное оформление В.Н.Сюрхи
Рядченко И.И.
Р98
Приглашение в ад: Роман. — К.: Молодь, 1986. — 272 с.
Политический роман известного русского советского писателя о неизвестных и малоизвестных страницах предвоенных лет и
второй мировой войны в Англии, Польше, Франции, Египте, о деятельности западных разведок, пытавшихся направить развитие
событий по выгодному для себя руслу.
Сюжет романа напряженный, развивается в приключенческом ключе, в нем много интереснейшего исторического и
познавательного материала.
4702010200 - 130
Р
БЗ.31.18.85
84Р7–44
M228(04) - 86
© Издательство “Молодь”, 1986
…Я знаю, сколько стоят сухари.
Я знаю, сколько крох в сухой краюхе.
Я знаю, как смеются потаскухи.
Я знаю смерть, что бродит, все губя,
Я знаю книги, истины и слухи.
Я знаю все — но только не себя.
ФРАНСУА ВИЙОН
— Куда ты спрячешься, когда начнется война?
— К маме.
— А если маму убьют?
— К папе.
— А если папу убьют?
— К бабушке.
— А если бабушку?..
— Буду плакать.
Из разговора детей
Ч а с т ь I
Долги прошлого
●
Осень 1938 года, уже прибравшая к рукам знаменитый парк Лазенки, была истинной варшавянкой. Она
1 умела пользоваться косметикой, сохраняя неповторимый шарм и женское кокетство. Осень взяла в
золотистую раму голубой пруд у Королевского дворца. Его белые строгие формы неподвижно отражались в
замершей воде.
“У каменных творений есть преимущество перед человеком. Мы никогда не можем так четко и
пронзительно отразиться даже в зеркале”, — подумал высокий седовласый старик, неторопливо ступавший по
аллее. На вид ему было за шестьдесят. При ходьбе он опирался на массивную полированную палку. Но шагал
легко, не сутулился, плечи были развернуты, голова поднята.
Шедший за ним человек, помоложе лет на двадцать, в безукоризненном синем костюме, залюбовался
стариком. Старость и седину можно нести празднично, как награду за труды, за прожитые годы. А можно
сгорбиться под их тяжестью. Как будто жизнь, что выпала тебе, оказалась непосильной ношей.
Человек усмехнулся в аккуратно подстриженные усы, огляделся. Вокруг никого не было. Незнакомец
ускорил шаги и стал нагонять старика с палкой.
— Извините, пожалуйста. Мистер Арчибальд Коллинз? — произнес по-английски.
Моложавый старик остановился, с удивлением взглянул на незнакомца.
— Так, пан не ошибся, — заговорил по-польски и тут же, спохватившись, перешел на английский: — Чем
могу служить? Я, кажется, не имею чести знать мистера…
— Мистер Коллинз, вы должны заранее простить меня. Мое имя вам ничего не скажет.
Коллинз внимательно оглядел незнакомца.
— Что вам угодно? Вы англичанин?
— Да, я англичанин. А угодно мне лишь одно… Разрешение говорить откровенно.
Коллинз пожал плечами.
— Воля ваша.
— Может, мы продолжим беседу на ходу? Вы гуляете, я гуляю. С удовольствием полюбовался бы
памятником великому Шопену.
— Я к нему и направляюсь.
— Прекрасно! Что-то совпало в наших дорогах. Мистер Коллинз, я знаю, вы пришли сюда с кладбища.
Вторая годовщина смерти супруги…
— Вы из разведки?
— Да, я представляю Интеллидженс сервис.
— Что же потребовалось столь известному учреждению от старика Коллинза? Я ведь давно уже не в
возрасте гончего пса…..
— Мистер Коллинз, война догоняет всех. Я знаю, в молодости вы были романтиком. Но время
романтических войн миновало. Сегодня война — безжалостный ящер. На карту поставлено существование
самой цивилизации. У меня нет оснований полагать, что вы приветствуете фашизм.
— Вы хотите сказать, что знаете обо мне все?
— Я так не думаю. Но для того, чтобы решиться на беседу с вами, я должен, согласитесь, хотя бы
частично быть готовым к ней.
— Вы считаете, что Европа в опасности?
— И Польша в первую очередь.
— Вы предлагаете мне вернуться в Англию?
— Я хочу просить вас помочь нам.
Некоторое время собеседники шли молча. Вдали показался памятник Шопену. Великий композитор
сидел на скамейке и задумчиво глядел вдаль. Его осеняла согнутая ветка дерева. И все это повторилось в
замершей воде круглого бассейна.
— Я слишком часто пытался вмешиваться в жизнь с целью изменить ее, — заговорил наконец Коллинз.
— Тогда еще хватало сил, молодости и, если хотите, мудрости. Не верилось, что молодость может кончиться.
Но все меняется в нашем мире. Шумные водопады становятся медленными реками. Я уже не водопад. Пора
постоять в стороне и посмотреть, как в бурный поток бросаются другие.
— Мистер Коллинз, вы полагаете, что есть такие берега, где можно спокойно стоять и глядеть на
бегущий мимо поток, в полной уверенности, что он тебя не смоет? Увы, у нас, в Англии, тоже есть люди,
которые так думают. К счастью, страна состоит не только из них. Иначе бы ей грозила гибель.
— Почему вы такого мнения?
— Потому что в паши времена техника все откровеннее служит не столько добру, сколько злу. Война
приобретает тотальный характер. Даже крысы не могут отсидеться в норах. И если кто-то надеется постоять в
роли наблюдателя, этот кто-то жестоко заплатит за свои иллюзии. Знаете, чьи кости прежде всего хрустят на
зубах динозавра? Кости слишком наивных. Если не возражаете, мистер Коллинз, давайте посидим у памятника.
— Пожалуй.
Они присели на пустую скамейку.
— Видите: скульптор — кажется, Шимановский?..
— У вас прекрасная память!
— …скульптор не пожелал оставить великому композитору надежды на полную гармонию. Он обещает
ему бурю.
— Все же не понимаю, чем я могу быть вам полезен. Я уже не попадаю из ружья за тридцать шагов в
маленькую монету. Как тогда, в Южной Африке.
— Мы не нуждаемся в вашем ружье. Сегодня зачастую стреляют совсем иные вещи. Такие, о которых
большинство окружающих не подозревает.
— Подскажите какие. Мы говорим отвлеченно.
— Вы правы. Но для откровенности необходим залог.
— Что именно?
— Ну, скажем, старая привязанность, что ли… — Говоря это англичанин достал из кармана кожаное
портмоне, извлек оттуда фотографию, протянул Коллинзу. — Вам это о чем-нибудь говорит?
С фотографии на Коллинза глянул улыбающийся Черчилль в белом костюме, с галстуком-бабочкой и
сигарой во рту.
— О! — только и сказал Коллинз.
Он повернул фотографию, на обратной стороне прочел надпись: “На память о молодости, которая, черт