Фред замолчал.
— Итак? — вопросительно поднял бровь Черчилль.
— Возможно, личное письмо отцу помогло бы нам выйти на сына. Если, конечно, возможно, сэр.
Уинстон сунул руки в боковые карманы комбинезона и долго, нахохлившись, смотрел в сторону парящих
в поднебесье гор.
В свое время, несколько лет назад, он в поисках мест, где сражался его любимый герой, первый герцог
Мальборо, колесил по Германии. Ему сообщили, что лидер новой, недавно созданной национал-социалистской
партии, некий Адольф Гитлер, хотел бы с ним встретиться. Уинстона подмывало познакомиться с выходящим
на мировую политическую арену фюрером. Но профессиональная осторожность взяла верх. Он под разными
предлогами отказался. И никто потом не мог упрекнуть Черчилля в том, что он скомпрометировал себя личным
общением с фашистским главарем.
— Мистер Саммербэг, — повернул наконец голову Черчилль. — Писать я ничего не буду. Бумага в наше
время становится слишком прозрачной. Но если вы организуете приезд этого Коллинза в Англию, я готов
побеседовать с ним. Разумеется, без широкой аудитории…
Однако Фреда не так-то легко было сбить с намеченной позиции. Похоже, он предусмотрел подобный
поворот. Из того же портмоне он извлек небольшую фотографию улыбающегося Черчилля с сигарой во рту.
— Везти Коллинза на одну беседу в Англию… Не слишком ли расточительно для министерства
финансов, сэр? Но я вас понимаю. Писать письмо, возможно., и не следует. А надпись на фотографии… к тому
же полуабстрактная… ни к чему не обязывает. Как вы полагаете, сэр?
Уинстон взял в руки фотографию, рассмеялся.
— Знаете, мистер Саммербэг, не хотел бы я иметь вас противником!
— Благодарю вас, сэр. Но едва ли это когда-нибудь произойдет.
●
Ч а с т ь II
Похищение
●
Гудок известил об окончании работы. Ян Крункель вымыл руки, вытер их вафельным полотенцем,
1 аккуратно уложил полотенце в шкафчик. Настроение у Яна было превосходное: конец недели, сегодня он
увидится с Кристиной. Можно пойти в кино, посидеть в кафе за рюмкой глинтвейна, позабыть о том, что в
последнее время так беспокоило Яна. Официально завод изготовлял швейные машины. Добротные, надежные,
заслужившие прочную популярность у покупателей. Но два цеха вырабатывали детали, которые никак не
вязались в представлении Яна со швейным производством. Он понимал, что дело тут нечисто. Завод занят
выпуском какой-то тайной продукции. Назначение ее не было понятно Яну, тревожило, не давало порой спать.
Он уже несколько месяцев ломал себе голову над тем, что бы это могло означать.
Вместе с Яном на заводе работало несколько поляков. Кризис и безработица в Польше вынудили их
отправиться на заработки сюда, в восточную часть Германии. Небольшой городок Цитау на реке Нейсе ничем
особенным не отличался, если не считать нескольких предприятий текстильной я швейной промышленности, в
том числе упомянутого завода.
Большинство поляков устраивалось на работу под немецкими фамилиями или с указанием на немецкие
связи семей. Платили на заводе неплохо, и ради этого можно было вспомнить даже малоприятных
родственников.
Ян уже направлялся к проходной, насвистывая модный мотивчик танго “Ночи Аргентины”, когда его
окликнули. Ян остановился.
— Ты что, не слышал? — Яна догнал приятель Рудольф Шармах. — Мастер велел зайти в контору.
— Чего ради? Смена кончилась.
— Всех нас вызывают. И Копаньского, и Теслера тоже.
— И тебя? — удивился Ян.
— Я уже был.
— Чего им надо?
— Не им, а ему. Там этот немец долговязый… Фри> че.
— Я по нему совершенно не соскучился, — улыбнулся Ян.
— Зато он по тебе очень, — заметил Руди. — Ты там не больно гонорись. Что-то этот гестаповец
вынюхивает насчет биографических данных…
— Свалился он на мою голову, — с досадой буркнул Ян. — Я как раз собрался проведать Кристю.
— Ладно, Кристя никуда не денется. А ты зайди… чего зря гусей дразнить. Не знаешь этих типов, что
ли?
Фриче сидел за столом в небольшой отдельной комнатке. В ответ на реплику Яна “Разрешите?” поднял на
вошедшего блеклые, с размытой голубизной глаза и снова уставился в бумаги:
— Можете присесть, господин Крункель.
“Ишь ты, — мысленно поежился Ян. — Не “садитесь”, а — “можете присесть”. Как высшая раса с
низшей… Прежде всего презрение, потом уже все остальное”.
— Я постою.
Фриче оторвал взгляд от лежавших перед ним бумаг.
— Фамилия вашей матери Крункель, и она жила в Германии?
— Я указывал это в заявлении.
— Но вы не указали, где ваша мать жила в Германии.
— Разве? Мне помнится, я писал.
— Повторите.
— В городе Эйзенах, округа Эрфурт.
— Вы бывали там?
— Мать привозила меня туда, когда мне было лет пятнадцать.
— Вам понравился город?
— Да.
— Чем он знаменит?
“Он совсем дурак или только под него работает? — со скрытым раздражением думал Ян. — Скорее всего,
отвлекает от главного вопроса, который собирается задать…”
— Чем, говорите, знаменит? Прежде всего, древней крепостью Варбург. И тем, что именно в этой
крепости Мартин Лютер перевел библию на немецкий язык. От этого перевода берет начало немецкий
литературный язык. А еще в Эйзенахе родился великий Бах и теперь там музей…
Фриче читал характеристику на Яна, написанную мастером цеха: “Механик вполне квалифицированный.
Трудится добросовестно, замечаний по работе не имеет. Политических интересов не выявлял. В отношениях с
товарищами ровен, общителен”.
— Вам нравится ваша работа? — внезапно поднял голову Фриче.
— Мне нравится моя зарплата, — ухмыльнулся Ян.
Немец не мигая разглядывал Яна.
— А что вы производите?
Ян пожал плечами.
— Какие-то валики для моторов.
— А почему ваш отец живет в Варшаве?
— А где же ему жить? — искренне удивился Ян. — Там прошла большая часть его жизни. И там
похоронена моя мать.
— Господин Крункель, — Фриче не смотрел больше на Яна, он складывал бумаги. — Нам известно, что
вы часто посещаете Варшаву. Но вы работаете на германском государственном предприятии. Поэтому выезды в
Варшаву в дальнейшем нежелательны. Вы свободны, господин Крункель.
Когда Ян покинул Фриче, внутри у него все кипело. За проходной его ждал Шармах.
— Надеюсь, ты не наделал глупостей? И не сообщил, что в сегодняшней Германии больше всего любишь
пиво?..
— Руди, поверь: мы нужны им только до тех пор, пока не найдут замену. Они ненавидят нас, как
бездомных собак.
— Ладно, успокойся, приятель. Кстати, пиво очень успокаивает нервы. Свернем-ка к толстому Гапсу.
— Но ведь я спешу… — заикнулся было Ян.
— Я позвонил сестрице, что ты будешь через что. Так что давай без паники.
Ян улыбнулся. Улыбка его излучала то мужское обаяние, от которого веет добротой и надежностью. У
Яна были цвета разваренной картошки мягкие волосы, совершенно черные брови, серые прозрачные глаза и
почти женские ямочки на щеках. Рудольф Шармах любил Яна за веселый, общительный нрав. Ио ценил в нем и
скрытую до поры силу духа. Когда Ян находился рядом, Руди чувствовал себя как-то уверенней.
— Ну, так что он там тебе пел? — поинтересовался Руди, когда приятели оказались за столиком с двумя
пенными кружками.
— Мне кажется, эти коричневые крысы чего-то опасаются, — тихо сказал Ян. — Послушай, Руди, если
валики и барабанчики, которые мы сверлим и обрабатываем, не снаряды и не бомбы, какого черта наци
тревожиться из-за того, что я езжу в Варшаву?..