привычной ироничностью подумал Ян, — отец как бы участвует в нехитрой операции. Таким образом
ликвидируется проблема “отцы и дети…”
Парни постарались на совесть. На рисунках и чертежах Ян обнаружил немало новых деталей, которых не
видел ранее. В основном это были валики, шестерни и различных сечений барабаны. Однако на двух последних
листках оказались и крепящие конструкции. Это уже было кое-что. Можно от чего-то оттолкнуться.
Ян больше не сомневался в назначении деталей. Становилось ясно: на валики крепятся буквы и цифры
шрифта. Судя по количеству валиков, подразумевается их определенная заменяемость. Остальные принципы
предстояло разгадать. Но так или иначе Ян не сомневался, что находится на подступах к раскрытию сути
работы механизма. Еще несколько шагов в этом направлении, еще несколько чертежей, а еще лучше деталей, и
тайна прекратит свое существование.
Ян за полночь размышлял над чертежами. Уснул только под утро. Ему приснился сон, что с ним
случалось раз в год. Он бежал по африканской саванне, его преследовал лев. Лев разевал огромную пасть, но
вместо зубов в пасти вращались валики, из-под них в Яна летели страшные искры…
Ян проснулся с тяжелой головой и нелегким сердцем. Тяжесть в голове вскоре прошла. А тревога
осталась. Весь понедельник Ян ходил по комнатам и думал, что делать с чертежами. Позвонить Коблицу? Чего
ради? Коблиц обещал в среду появиться. У Яна осталось впечатление, что Коблиц не принадлежал к племени
болтунов. Трудно объяснить почему, однако Ян ощутил в нем надежность. Весь понедельник он вышагивал по
просторным комнатам квартиры, размышляя о событиях и их причинах. Гибель Робеспьера постоянно его
беспокоила. Объяснить себе достаточно убедительно эту смерть не мог. Но не мог и оставить в стороне, не
придавать ей значения. Что стояло за трагедией? Представить это простой случайностью Ян не мог. Для этого
он был слишком умен.
Во вторник утром в дверь позвонили. Отец пошел открывать. Заглянул в комнату Яна.
— Тебя спрашивают.
Ян вышел в прихожую. Перед ним стоял молодой человек в шляпе.
— Что вам угодно? — осведомился Ян.
— Приношу извинения. Несколько слов с глазу на глав. Надеюсь, пан найдет для меня пять минут? —
Молодой человек был сама любезность, но глаза ни на миг не теряли пристальности.
Ян повел гостя в свою комнату.
“А все же аккуратность — отличная вещь”, — похвалил себя, вспомнив, что куклу и чертежи еще утром
спрятал в шкаф.
— Разденьтесь, если желаете.
— Не беспокойтесь, я ненадолго.
Незнакомец присел на предложенный стул.
— Пан Крункель, чтобы не тянуть время, сразу представлюсь. Я — Губаньский, поручик Войска
Польского. Вы, надеюсь, догадываетесь, с чем связан мой визит?
Ян не выдержал и совсем неприлично хихикнул. Пожалуй, им не интересуются пока лишь королевство
Люксембург и папа римский. Но, видимо, вскоре появятся и их представители…
— Пан Крункель, я пришел к вам потому, что нам нужна ваша помощь. Мы рассчитываем на патриотизм
поляков, работающих в германских учреждениях. В частности, на заводах.
Поручик хотел продолжать, но Ян уже принял решение.
— Пан поручик, ничем не смогу быть вам полезен. Я уже не работаю в Германии. Меня уволили как
неблагонадежного.
— Пан Крункель, — прищурился поручик. — Нам известно многое. Иначе я бы не пришел к вам. Чтобы
вы более реально смотрели на вещи, я вам кое-что сообщу. Немцы — большие специалисты. Но и мы не сидим
без дела. Вы вернулись в Варшаву. Однако сегодня столица для вас не самое безопасное место. Мы знаем, что
вам предлагала сотрудничество Сюрте женераль. Позавчера в Варшаве сбит машиной один француз. Так вот,
пан Крункель: у нас имеются данные, что этот француз направлялся к вам…
Ян похолодел. Выдержки ему еще недоставало.
— Кто ж его убил?! Немцы?..
Поручик Губаньский усмехнулся.
— Этого пока сказать не могу. Просто я вам обрисовал обстановку. Судя по восклицанию, вам все
понятно.
Яну удалось взять себя в руки.
— Наоборот, уважаемый поручик. С каждым днем я понимаю все меньше. Мне лично не известно, куда
шел несчастный француз. Но даже если он направлялся ко мне, то напрасно. Я ничем не смог бы ему помочь.
— Должен я понимать ваши слова, как нежелание сотрудничать с нами? — прищурился Губаньский.
Ян развел руками.
— Сотрудничать можно тогда, когда ты способен принести пользу. Какая сегодня от меня польза Войску
Польскому?..
— Я бы не советовал вам играть с нами в нечестные игры. Ни к чему хорошему это не приведет. Вы
обязаны понять: когда дело касается военных секретов, в силу вступают более жесткие законы. Тем более если
время не терпит…
— Ничем не могу помочь, — твердо повторил Ян, поднимаясь.
Губаньский встал. Взгляд был колким, губы презрительно кривились.
— Мне очень жаль, но у пана могут быть неприятности… прошу простить, что зря отнял время.
“Насчет неприятностей полностью согласен, — хотел сказать Ян, но промолчал. — Кстати, если я хочу,
чтобы неприятностей было поменьше, следует отучиться болтать лишнее. А то выскакиваю с глупыми
вопросами…”
Когда дверь за поручиком захлопнулась, Ян отправился на кухню выпить чашечку кофе. Надо было
собраться с мыслями. Не хватало только польской дефензивы, прикидывал Ян. Он не знал ее возможностей. В
состоянии ли эта организация обеспечить тайну поиска, безопасность его друзей? Пока ясно одно: в покое его
не оставят. В конце концов, могут найти предлог и нагрянуть с обыском. И сделать это сегодня же вечером. Или
ночью. Так что, как ни крути, придется поторопить Коблица. Тем более если немецкие агенты пронюхают о
визите поручика, они тоже могут ускорить события.
Приняв решение, Ян успокоился. Теперь надо было принять кое-какие меры предосторожности.
— Батя, — без колебаний сказал Ян. — Мне нужна твоя помощь. Не мог бы ты немного прогуляться?
— Прогуляться нетрудно. А в чем дело?
— Ты как-то говорил, что у нашей пани Дроздецкой есть маленькая племянница. (Пани Дроздецкая,
пожилая незамужняя женщина, вела в их доме хозяйство и была абсолютно уверена в том, что, если бы не она,
то рухнул бы не только уклад этой семьи, но и само мироздание).
— Да, конечно, девочка семи лет.
— Ты не мог бы подарить ей куклу? Ту, что привезла Кристина.
Коллинз подумал.
— Именно сегодня?
— Желательно сегодня.
Отец не стал больше ни о чем спрашивать.
— Ну, что ж. Если надо…
— Это не очень ее удивит?
— Думаю, нет. Время от времени я приношу девочке что-нибудь.
Ян еще ночью вправил кукле ногу, так что игрушка выглядела совершенно новой. Он перевязал коробку
цветной лентой, вручил отцу.
— Долго не задерживайся, — попросил Ян. — Посидим вечером.
“Золотой у меня батя”, — с нежностью подумал Ян, оставшись один. Отыскал обитый черной кожей
футляр, стер с него пыль, открыл — и на Яна нахлынуло детство. Мать хотела, чтобы Ян учился играть на
скрипке. Способности были. Молодая учительница хвалила мальчика. Он уже совсем недурно исполнял
Огинского и Шопена. Но мальчик неожиданно влюбился в свою учительницу. История начала приобретать
нежелательный оборот. И мать поспешила увезти сына в Германию, к дальним родственникам. Тогда Ян
забросил игру на скрипке. Каждое прикосновение к струне вызывало в нем боль воспоминаний…
Ян взял смычок, коснулся струн, усмехнулся. Как все это было давно! Как смешно и наивно! Легко
стряхнуть пыль со скрипки, с футляра. Но невозможно стряхнуть ее с прошлого. Оно покрылось седым налетом
и уже не болит, а лишь вызывает усмешку.
Ян аккуратно заложил в скрипку присланные чертежи — к счастью, размеры бумаги позволяли это