— Что там… если не секрет? — напрягся Ян.
Фред слегка пожал плечами, повторил сказанное им Черчиллю:
— Тодо модо. Любым способом…
И, помолчав, добавил:
— Крепитесь, друг. Может, еще все обойдется. У инков было изречение: все имеет свой конец. Вечна
только надежда…
Надежды жили на земле. Небо над ними сотрясалось от боя моторов. “Юнкерсы” волна за волной шли на
Ковентри. Миллионы англичан не знали, куда летят бомбардировщики. Но двое людей, сидевших в тесном
кабинете Яна, отлично понимали, что значит далекий гул в небе.
— Фред, — нарушил долгое молчание Ян, — вы никогда не думали о том, что добрых богов не бывает?
Вы научили меня молиться бронзовой богине. И я молился не реже вас. Но вот богиня потребовала
приношений. И мы с вами покорно кладем на ее алтарь все, что сегодня у нас есть. Все, чем мы располагаем. И,
может быть, даже больше… Вас это не пугает?
Фред поднялся со стула, сделал несколько шагов взад-вдеред. Остановился перед сидящим Яном.
Посмотрел на самолетики, которыми Ян испещрил лист бумаги.
— Мы такие маленькие, Ян. Мы не можем жить без богов. Сначала мы их придумываем. Потом им
молимся. Дозже пресмыкаемся перед ними. И, наконец, приносим дары.
— А если мы их свергаем? — прищурился Ян.
— Только для того, чтобы возвести на пьедестал новых…
Это было похоже на горькое признание. “И тоже благодаря бронзовой богине”, — усмехнулся про себя
Ян. Он внезапно осознал, как редко люди, работающие в разведке, позволяют себе откровенничать. Ян знал, что
никогда, ни при каких обстоятельствах Фреда не продаст. А Фред? Этого Ян предрекать не взялся бы. Но что-то
их порой взаимно влекло, нередко они понимали друг друга — и это уже являлось удачей.
Между тем, все, что творилось в Ковентри, намного превосходило человеческие представления об аде.
Тысячи и тысячи бомб — фугасных, зажигательных, мин замедленного действия, спускаемых на парашютах, —
словно дьявольский дождь, падали на город. Все вокруг грохотало, полыхало, рушилось. Раскалывались
вековечные стены соборов и монастырей. Железные крыши зданий, прежде чем упасть, парили в воздухе. Город
горел, распадался, погребая под своими обломками жителей. На фоне языков пламени люди казались такими
маленькими и беззащитными в этом мире. Небо смешалось с землей. Раненые и обожженные завидовали
мертвым.
Геринг демонстрировал истинное лицо своих люфтваффе. Первая репетиция состоялась еще в 1937 году
на севере Испании. Тогда германские бомбардировщики превратили в груду дымящихся камней древний город
басков Гернику. Ковентри оказался первой визитной карточкой варваров во второй мировой войне. Потом за ним
последуют десятки, сотни городов в разных странах, особенно на территории Советского Союза. “Убивайте,
убивайте и убивайте, — скажет своим исполнителям Геринг, — ответственность я беру на себя”. А с той
осенней гибельной ночи родится новый германский глагол — “ковентрирен”. Его значение определят как
“стереть с лица земли”…
Через несколько дней после трагедии Фред сказал Яну:
— Черчилль решил посетить Ковентри. Неофициально. Его будут сопровождать только телохранители.
Мензис не возражает, если поедем и мы с вами, Ян.
Им удалось заполучить из секретной школы Кристину и Джейн. Это была невеселая поездка. Джейн тихо
переговаривалась с Фредом. Кристина жалась к Яну, всю дорогу молчала. Ян сначала воспринял необычное
молчание Кристины просто как сочувственное. Но потом ему стало казаться, что Кристина, помимо мыслей,
связанных с поездкой, угнетена еще чем-то.
Их автомобиль следовал за машиной с охраной.
Низкая облачность висела над Англией, практически исключая появление немецкой авиации. То и дело
встречались патрули из отрядов гражданской самообороны. Повсюду типичные английские пейзажи словно
взъерошились: на фермерских участках, на ровных полянах торчали обрубки деревьев, коряги, части старых
плугов, других сельскохозяйственных машин; даже площадки для игры в крикет были обезображены ямами,
рытвинами или перекрещены тросами. Врага лишали малейшей надежды на возможность приземления хотя бы
малых самолетов. Все это выражало решимость англичан бороться с фашизмом. Человек, ехавший впереди
небольшой автомобильной кавалькады, как бы символизировал их волю.
Но чем ближе подъезжали к разбомбленному городу, тем отчетливее разрушался в глазах Яна
героический ореол человека с толстой сигарой во рту. Его место занимал образ человека толстокожего,
равнодушного к чужим страданиям, видящего в людях лишь орудие для утверждения себя в блеске славы, для
устройства мира по обожаемому им стереотипу. И хотя Ян не видел выражения лица Черчилля, а лишь порой на
поворотах смутно различал затылок со сбитым на него шелковым черным цилиндром, ему казалось, что на
нижней оттопыренной губе премьера повисло вместе с сигарой холодное презрение…
Проехать по Ковентри — точнее по тому, что от него осталось, — не было никакой возможности. Город
лежал в чадящих руинах. Среди них чернели развалины собора четырнадцатого века. Бомбы кромсали не только
кирпич — они уничтожали историю.
Спасательные команды разбирали завалы. Пожарные пытались заливать водой бесчисленные пожары.
Из-под обломков зданий еще доносились крики заживо погребенных.
Не было не только дома, в котором жил Арчибальд Коллинз. Не было и самой улицы. Здесь тоже с
молчаливым упорством трудились люди в брезентовых робах и касках с противогазами на боку. Все вокруг
дымилось, пахло гарью, серой и тошнотворной горечью горелого мяса.
Ян никого расспрашивать не стал. Это было бесполезно. Фред вел машину молча. Молчала и Джейн,
изредка вытирая платочком уголки глаз.
Машины свернули на небольшую площадь. Автомобильный кортеж остановился перед разрушенным
двухэтажным особняком. Половину дома бомба срезала с аккуратностью гильотины. В кухне на первом этаже
стоял стол. На нем уцелела тарелка с пудингом. На втором этаже виднелась детская кроватка. В кроватке сидела
большая рыжеволосая кукла. Ярко-малиновый бант в волосах пылал, словно еще один крошечный пожар.
Широко раскрытые голубые глаза куклы со стрельчатыми ресницами смотрели на людей.
Премьер долго глядел на безмолвную куклу. Думал ли он о судьбе ее маленькой хозяйки? Или просто
ждал, пока вокруг соберется побольше узнавших его людей?..
Сопровождающие почтительно молчали в отдалении.
Черчилль повернул голову, поискал взглядом личного охран-
ника сержанта Томпсона. Немолодой, но могучий сержант
мгновенно оказался рядом. Черчилль что-то тихо сказал ему и
ткнул сигарой в направлении разрушенного особняка. Сер-
жант кивнул головой и полез по завалу стены в дом. Добрался
до второго этажа, вынул из кроватки куклу, спустился с нею
вниз и принес Черчиллю.
Черчилль посадил куклу рядом с водителем, достал с
заднего сиденья букет густо-красных тюльпанов. Дважды
споткнувшись, подошел к мертвому дому, осторожно поло-
жил цветы на рваную глыбу. Затем повернулся, вскинул руку
с двумя растопыренными пальцами в виде буквы “V”, симво-
лизирующей слово “виктория” (победа), быстро направился к
машине, ни на кого не глядя, коротко бросил шоферу:
— В Лондон!
За всю обратную дорогу на куклу он даже не взглянул.
На толпу жест премьера, безусловно, произвел впечат-
ление. Однако Ян внезапно ощутил нарочитость этого теат-
рального жеста. На него дохнуло фальшью, затхлостью деко-
раций. Так бывает, если попадаешь на сцену после спектакля,