полумгле. В них читалось осуждение. Фарук явно не одобрял решения отпустить Губаньского. Но Ян не мог
преодолеть себя. У него не имелось прямых доказательств виновности Губаньского в смерти Кристины.
— А теперь, — повторил он, — поднимайтесь — и чтобы завтра духу вашего тут не было! Поклянитесь!
— Клянусь! — почти весело воскликнул Губаньский и вскочил на ноги.
Арабы у входа вопросительно взглянули на Фарука. Тот слегка пожал плечами.
Капитан понял этот жест и шагнул к выходу.
— Минутку, — сказал Ян.
Он не планировал действий заранее. Им на миг овладела импульсивность — то, что внезапно обретает
над нами власть, когда мы меньше всего ждем.
Ян вложил в удар всю боль и всю ненависть. Капитан отлетел к стене, глухо бухнулся в нее головой.
Долго не поднимался. Арабы спокойно смотрели на лежащего. Фарук чему-то загадочно улыбался.
Наконец Губаньский пошевелился и, не застонав, начал подниматься. Ян отвернулся.
Капитан встал на ноги, достал носовой платок. Вытер с лица кровь и, ни слова не произнеся, пошел к
выходу, опасливо косясь на арабов. Но они стояли неподвижно, как сфинксы.
Когда Губаньский исчез за ковром, арабы быстро и
горячо заговорили. Фарук им ответил.
— О чем они, если не секрет? — поинтересовался Ян.
— Они говорят, Ян, что тут был очень плохой человек
И что напрасно его отпустили. Плохой человек всегда даст о
себе знать. А еще они говорят, что вы — слишком хороший
человек. И это тоже плохо…
— Дорогой Фарук, — сказал Ян. — Я вам очень благо-
дарен. Я не знаю местных обычаев, по всех вас хочу пригла-
сить пообедать в ресторан.
Фарук заговорил со спутниками по-арабски. Они вы-
слушали и, глядя на Яна, сложили ладони перед грудью, по-
клонились и вышли.
— Они стесняются вас? — спросил Ян.
— Коран запрещает мусульманину спиртные напитки.
Мои друзья благодарят вас, Ян. Но в ресторане им делать не-
чего.
— Надеюсь, хоть вы составите мне компанию?
— Я тоже исповедую ислам, — сказал Фарук и вдруг
улыбнулся. — Но ведь я еще служу и фирме. И аллах об этом
знает…
— Тогда ведите, Фарук. Нам нужно место поприличнее
— Все лучшие заведения на набережной Нила, — то-
ном экскурсовода объявил Фарук.
Ян вручил солидные чаевые хозяину кофейни. Ему по-
казалось, что больше всего остался доволен этим жестом Фа-
рук.
Через несколько минут они сидели в такси. А еще че-
рез полчаса им на стол подавали закуски и кушанья. Ян зака-
зал седло барашка с финиками.
Из огромного окна, возле которого они устроились,
открывался вид на величественный Нил. Солнце уже садилось. Лучи его были кроваво-красными. Воды реки
голубели под чистым, как протертое стекло, небом.
По задумчивой глади Нила медленно скользили остроносые фелюги с белыми, желтыми и багровыми
парусами. Фелюги почему-то напомнили Яну двухкозырьковый шлем “здравствуй-прощай”, подаренный
Фредом.
— Я видел изображения нильских судов на снимках захоронений ваших фараонов, — сказал Ян. — Мир
кажется, Фарук, что за прошедшие тысячелетия эти лодки не изменили формы.
— Я знаю, — отозвался египтянин. — А для чего что-то изменять? Жизнь и смерть тождественны по
содержанию. Жизнь означает начало смерти, смерть — начало иной жизни…
— Вы считаете, что философию можно выразить даже в фелюге? — поинтересовался Ян.
Он хотел добавить — “и в пробковом шлеме?” — но воздержался.
— Вам еще предстоит познать Египет. — Фарук не отрывал взгляда от Нила. — Мы несем в себе
тысячелетия. Видите ли, Ян, египтяне — не совсем арабы. Конечно, мы подверглись многим влияниям. Арабы
оставили нам свою культуру, язык, поэзию. Османы тоже тщились… но от них остались, пожалуй, только
фески… Немало, не так ли?.. Нет, конечно, есть и мечети — вы их уже видели. Но на наших душах покоится
тень пирамид. А пирамиды настолько устойчивы, что даже тени от них не торопятся в земном круговороте.
— Но мы с вами суетимся вокруг пирамид, — усмехнулся Ян.
Они еще долго сидели с Фаруком в ресторане, наблюдая, как темнеет Нил, как зажигаются редкие огни
(Каир ощущал близость фронта). Смотрели танец живота на высокой эстраде. Слушали заунывно-грустные
восточные мелодии оркестра, в котором играли только пожилые мужчины.
Расплатившись, вышли на набережную. Ночь несла спасительную, ощутимую прохладу. Яну хотелось
остаться наедине с Каиром. Но Фарук сказал, что не покинет Яна, пока не доведет до улочки, где находится
гостиница. В конце концов, в таком огромном городе недолго и заблудиться
По улицам время от времени проходили военные английские патрули. Они просто следили за порядком.
Комендантский час установлен не был.
Было, наверное, за полночь, когда добрели до улицы, где находилась гостиница Яна. Ян тепло
распрощался с Фаруком, договорился о встрече через два дня. Оставшись наконец один, вдохнул полной грудью
сухой и уже холодный воздух остывшей пустыни, двинулся не спеша по темной, тихой улице к отелю.
Невысокое здание отеля было погружено во тьму, хотя откуда-то сбоку пробивался тусклый рассеянный
свет В этом свете смутно вырисовывался силуэт зазубренного пальмового ствола. Ян миновал высокую пальму.
И вдруг уловил какое-то движение за спиной. Инстинктивно обернулся. Услышал громкий щелчок. Ощутил
удар в спину — словно с размаху грохнули молотком. Перед глазами вспыхнуло что-то радужное, жаркое. Мир
покачнулся и стал переворачиваться. Но прежде чем Ян окончательно упал, в сознании успел запечатлеться
силуэт капитана Губаньского, который, как почудилось Яну, тоже падал. И еще в темноте расплылось какое-то
знакомое очертание. Однако его Ян уже узнать не смог. Он рухнул на асфальт, сознание погасло.
Когда Ян с трудом разлепил веки, все вокруг было таким белым и ослепительным, что он тут же
2 зажмурился. Он постепенно привыкал к тому, что мир может быть невероятно ярким. Пришли первые
ощущения. Поташнивало. Ян слегка скосил взгляд и обнаружил встречный: на него тревожно-выжидательно
смотрели глаза молодой женщины в белом халате, в белом колпаке с красным крестиком посередине.
Ян хотел вздохнуть — и закашлялся от режущей боли в спине.
— Хорошо… очень хорошо… — прохрипел он.
Сестра не смогла сдержать любопытства.
— Что так хорошо, больной?
Ян собрался с силами. Еле слышно произнес:
— Что я попал в рай… В аду ведь совсем темно, верно? И нет красивых сестричек…
— Молчите, больной, вам рано вести разговоры, — строго повелела сестра. Но глаза ее смеялись.
Ян еще несколько раз впадал в забытье. Наконец однажды проснулся и почувствовал, что вселенная
обретает устойчивость. Миром правил солнечный свет. Окно в палате было распахнуто. В него вливался
ровный, освежающий шум моря.
Ян слегка повернул голову и увидел вторую койку. На Яна с интересом смотрел мужчина лет тридцати
пяти. У него было курносое лицо, рыжеватые, цвета спелой кукурузы волосы, очень голубые добродушные
глаза. В лоб, щеки, подбородок въелись черные точки, какие бывают у шахтеров, долго работающих в угольной
шахте. На груди, под расстегнутой курткой больничной пижамы, виднелись перетянутые крест-накрест бинты.
Заметив движение Яна, сосед подмигнул и улыбнулся.
— Ну, даешь, приятель! — не без восхищения сообщил он. — Вторую неделю дрыхнешь. И поговорить
не с кем… Кто тебя так продырявил?
— А черт его знает, — слабо отозвался Ян, но ему почему-то стало весело. — А где мы находимся?
— На пляже! — сосед захохотал. — Курорт! Только мне сюда направление немцы выписали. Слушай,
тебя как зовут?
— Ян. Ян Мортон.
— Ладно, Яна вполне достаточно. Зови меня Джо. И не рассматривай меня, как невесту после церкви.