подвал.
Восстание началось на следующий день. Загремела, задрожала, запылала древняя Варшава. На
полуразрушенный город снова обрушились бомбовые удары, тысячи снарядов и мин. Варшавяне дрались
героически, не щадя себя.
Фашисты быстро стянули к Варшаве боеспособные силы, стали методично и беспощадно подавлять
очаги восстания. Попутно гитлеровцы с той же методичностью разрушали город…
Черчилль попытался обвинить Сталина в том, что Советская Армия бросила Варшавское восстание на
произвол судьбы. Чувствуя, что восстание проваливается, Уинстон заметал следы. Он-то знал, что Советское
правительство не предупреждали о восстании, не сообщали даты.
Однако Сталин безошибочно разгадал неуклюжий ход Черчилля. Ответил гневным письмом с железной
логикой фактов. Уинстон понял, что проиграл и можно лишь просить о помощи. И Сталин, несмотря на все свое
возмущение, постарался помочь.
6 сентября войска 2-го Белорусского фронта в кровавой битве овладели городом и крепостью
Остроленка. Эта крепость прикрывала подступы к Варшаве с северо-востока. 10 сентября 1-й Белорусский
фронт начал наступление на центральном участке. Вместе с ним продвигались части Войска Польского. 15
сентября они ворвались в Прагу и форсировали в нескольких местах Вислу в пределах Варшавы.
Конечно, о том, что происходило в высших сферах, Яну не было известно. Зато он на собственной шкуре
испытал все тяготы неравной битвы. Гитлеровцы выбивали восставших артиллерией, выжигали целые кварталы
огнеметами, засыпали минами. Варшавяне не сдавались, стояли насмерть — и гибли, гибли, гибли…
Ян давно оброс щетиной, забыл, когда умывался. Он оглох от бесконечного грохота взрывов, падающих
стен, острого звона лопающихся в адской температуре стекол. Вместе с другими членами отряда совершал
боевые вылазки. Отражал атаки немцев. И стрелял, стрелял, стрелял.
Коблица встретил лишь однажды, и то, как говорится, на бегу. Коблиц, правда, успел удивиться, что Ян
еще жив. Ян, в свою очередь, крикнул, что не удивляется живучести Коблица.
Много смертей видел Ян и привык принимать их как неизбежное. Порой ему чудилось, что он и сам уже
находится по ту сторону добра и зла, наблюдает происходящее отстранение Инструкций начальства он
практически не выполнял, не устранял “колеблющихся”. Много дней подряд бок о бок сражались бойцы Армии
Крайовой и бойцы Армии Людовой. И те, и другие творили чудеса мужества и стойкости. И тех, и других
одинаково находили фашистские пули. И тех, и других зарывали в общие могилы.
Рыжий майор по кличке “Козырь”, командир отряда, оставался невредимым так же, как Ян. Правда, у
него была перевязана кисть левой руки. Но немцы тут ни при чем — майор обжег руку крутым кипятком…
Утром сентябрьского дня в развалины бывшего многоэтажного магазина, куда немцы оттеснили их
накануне, пробрался чумазый здоровяк с перевязанной бинтом головой. Ян с трудом угадал в нем бывшего
шкипера.
В развалины только что протянули телефонную связь, и майор Козырь кричал в трубку:
— Да, да, отводите! Отводите от Вислы, говорю! Что? Знаю, что заняли плацдарм, знаю… Выводите
наших парней на запад, за пределы города. Таков приказ генерала! Выполняйте!..
Подбежавший Збышек вырвал трубку из руки майора.
— Что вы делаете, пан майор? Что все это значит?!
— Не командуйте! Здесь я старший! — закричал майор, снова завладевая телефонной трубкой.
— Тогда объясните… Кто мог отдать такой идиотский приказ? Жолнеры Войска Польского с трудом
зацепились за наш берег Вислы. А вы отводите повстанцев…
— Мы получили приказ генерала! И обязаны выполнять!
— Знаете, чем этот приказ пахнет?! — продолжал возмущаться Збышек. — Да если я сейчас доложу
своему руководству…
— Убирайтесь и не мешайте мне командовать! — закричал Козырь.
Збышек резко повернулся и вышел. Козырь положил трубку на аппарат; вдруг что-то тихо сказал своему
адъютанту. Тот сорвался с места и выбежал вслед за Збышеком.
— А что случилось? — поинтересовался Ян, подходя к майору.
— Просоветские поляки кое-где переправились через Вислу. Наш Бур приказал избежать контактов с
ними. А эта красная крыса… — Козырь не договорил, схватился за ручку аппарата и начал яростно ее
накручивать.
Где-то далеко гремела канонада. Здесь было сравнительно спокойно. Изредка доносились отдельные
выстрелы.
В штаб вернулся адъютант, молча кивнул Козырю.
Сам не зная зачем, Ян вышел из штаба. Тем же путем, что и Збышек. Гитлеровцев тут не было. Они
находились но другую сторону развалин. Тропинка вела между зазубренных глыб, по битому кирпичу, по
россыпям искрошенного стекла. В одном месте она ныряла в провал. Именно там, в полутемном провале, Ян
заметил Анджея Збышека. Бывший шкипер лежал ничком, припав к руинам всей тяжестью тела. Много раз
стиранная рубаха цвета хаки в двух местах на спине набухла кровью.
Ян наклонился, чтобы послушать сердце шкипера. И сразу понял, что тот мертв. “Колеблющихся
устранять”, — вспомнил Ян инструкцию начальства.
Внезапно Ян обернулся. Почудилось: кто-то направил ствол в спину. Ян поднялся с корточек, торопливо
зашагал обратно. Когда вернулся в штаб, майора там не оказалось. “Слава богу, — подумал Ян, — слава богу.
Кажется, я сейчас мог бы выполнить приказ руководства…”
Ян уселся в уголке штаба, глядя прямо перед собой и ничего не видя.
Ну, хорошо. Допустим, он пристрелит майора. Еще одна смерть. Что от этого изменится? Одной могилой
на земле станет больше. А кто-то посчитает Яна предателем. Нет, если уж стрелять, то не в исполнителей. А в
тех, кто отдает приказы и для кого тысячи человеческих жизней не более чем пустой звук…
Из состояния отупения Яна вывел внезапно появившийся Коблиц. Потный, перепачканный пылью и
копотью, он умудрялся сохранять спортивный вид. На груди автомат, за спиной горбится туго набитый
вещмешок.
— Вставайте, мой талисман, — с обычной насмешливостью велел Коблиц. Даже эти сумасшедшие дни
не могли изменить его манер. — Вставайте, нам предстоит нелегкий путь.
— Что там еще? — проворчал Ян, с трудом поднимаясь. — Полет на Луну? Экспедиция в ставку
Гитлера?..
— Я застал вас почти живым. Считайте это невероятной удачей. А теперь — за мной, и не отставайте.
Они шли тон же тропинкой. Когда поравнялись с мертвым Збышеком, Ян сказал Коблицу:
— Это из Армии Людовой. Его час назад свои же в спину… Черт знает что!
Коблиц на ходу обернулся, чтобы мельком взглянуть на Збышека.
— Свои… не свои… Здесь могли бы лежать и вы, Ян.
Ян ничего не ответил. Он, видимо, слишком устал. Не физически. Запас энергии был еще основателен.
Он устал думать. Он начинал пугаться собственных мыслей. В нем зрело желание посмотреть на лицо Черчилля
через прорезь прицела…
Коблиц быстро вел за собой Яна. Он двигался по развалинам столь ловко, привычно, что Ян едва
поспевал за ним. Видимо, за время восстания он так набегался здесь, что чувствовал себя в родной стихии.
Ян почему-то не думал над тем, куда ведет его Коблиц. Было ясно лишь, что они уходили подальше от
Вислы, от мест, где еще выли немецкие мины, хлестали фиолетово-желтые огнеметные струи.
“Ну, вот, — иронизировал Ян, — я опять гуляю по Варшаве. И опять стоит осень. Только тогда, помнится,
падали листья с кленов. Красота и очарование той осени казались незыблемыми. Сейчас под моими подошвами
хрустят осколки разбитых вдребезги представлений…”
Шли они довольно долго. Наконец Коблиц остановился. Внимательно осмотрелся. Они попали в какой-то
внутренний двор. Посреди двора чудом уцелело старое дерево. На нем еще держалась неосыпавшаяся листва.