Документами на дорогу я запасся. Отдохнем, отмоемся, а дальше видно будет. Так или иначе, вам до конца
войны в Англии появляться не стоит.
— Зачем вы решили меня сберечь?
Коблиц завязал вещмешок, поднялся, закинул его за спину.
— Знаете, после войны все равно захочется заняться воспоминаниями. Я на этот случай присмотрел вас.
Не потому, что вы — чистый, а я нечистый. Все мы в поисках сатаны где-нибудь мараемся. Главное в том, что,
обнаружив дьявола, вы не станете ему служить. И я, кажется, тоже. А ото уже что-то… Ну, двинем, Ян?
Яна всегда поражала способность Коблица ходить быстро и бесшумно. Но его умение ориентироваться в
руинах казалось фантастическим. Примерно через час они вышли к заваленному кирпичной осыпью люку. С
трудом подняли крышку. Дальше их путь пролегал по подземным туннелям канализационного хозяйства.
Вышли далеко за Варшавой.
Им пришлось пережить несколько нелегких дней. Двигались пешком, иногда подъезжали на попутных
машинах. На пути был Краков. Они его обогнули: в городе гитлеровцы ввели особо строгий режим. Остался в
стороне от их пути и мрачный Освенцим, где печи топили человеческими телами.
Наконец добрались до Закопане. Безо всяких осложнений перешли границу. Теперь Коблиц сверялся с
имевшейся у него картой. Начался подъем в горы. Татры тут были высокие и крутые. Смешанные лиственно-
хвойные леса напоминали тулуп, пошитый из разноцветных лоскутков. Осень окунала свою кисть то в
киноварь, то в охру. Среди пестроты густо зеленели целые материки сосен.
Они шли по распадкам, переходили через говорливые ручьи, поднимались все выше. Становилось
прохладнее. Видимо, война обошла эти места стороной. Природа казалась первозданной. Ночевали в лесу по-
спартански: костер не разжигали, замерзли.
Наконец поутру вышли к большой, лежавшей на склоне холма поляне. В конце ее, под развесистыми
кронами сосен, высился деревянный дом.
— Ну, вот, Ян, здесь мы, пожалуй, и приземлимся, — весело сказал Коблиц.
Он трижды коротко свистнул.
Из домика показались двое мужчин в крестьянской одежде.
К ним через поляну вела узенькая дуга тропинки.
Коблиц подпрыгнул, как молодой олень, выкрикнул что-то радостное и побежал по тропинке вперед.
Вышедшие из дома мужчины стали отчаянно кричать, махать руками.
Ян уже хотел пуститься вслед за Коблицом, как вдруг на тропинке выросло ржавое облако — и Коблиц
исчез.
И лишь потом Ян услышал взрыв…
Ян где стоял, там и опустился на землю. У него дрожали колени. Двигаться он не мог.
Облако рассеивалось невероятно долго.
Когда оно наконец опало, Ян увидел, что двое мужчин осторожно приблизились к тропинке с двух
сторон. Один из них сделал знак Яну оставаться на месте. Второй наклонился над чем-то темным и красным.
Потом он выпрямился. Слова были бесполезны.
Как сказал совсем недавно Коблиц? “После войны все равно захочется с кем-нибудь заняться
воспоминаниями. Я на этот случай присмотрел вас…”
“Нет, война не обошла эти места стороной, — подумал Ян. — Потому что нет на земле мест, которые
война обходит”.
Один из мужчин подошел к сидящему на земле Яну. У человека было дубленое морщинистое лицо
крестьянина. На шляпе с короткими полями торчало темное перо. Он что-то сказал по-чешски. Ян языка не
понимал, по безошибочно угадал смысл.
— Ну, как же он так?.. — горестно произнес человек. — Не догадаться, что тропинку мы заминировали…
У Яна не было сил отвечать. Он просто отчетливо осознал, что Коблица больше нет, нащупал в кармане
пистолетный патрон — и зло, по-мужски, заплакал.
Чем явственнее обозначался конец войны, тем больше раздражался и приходил в бешенство Уинстон.
7 Война принесла ему ореол военного лидера, дала почти неограниченную власть. Его поддерживали справа
и критиковали слева. Но первые побаивались, вторые были бессильны. Уинстон стремился извлечь из своего
авторитета наибольшие преимущества для Британской империи. Однако бесили его не только русские, которые
оказались куда более проворными и сильными, чем он мог предположить. Немалую часть энергии премьер
тратил, как это ни странно, на подспудную и все же ощутимую борьбу с американцами.
В свое время благосклонность Черчилля к Соединенным Штатам кое-кто объяснял тем, что в его жилах
текла и американская кровь. Кто знает, может, в этом была доля правды. Тем более что отдаленное родство
восходило, если верить дотошным исследователям, именно к президенту Рузвельту.
Франклин Рузвельт относился к Черчиллю уважительно. Но, как любят выражаться англичане, “со
щепоткой соли”. В кабинете американского президента, на рабочем столе. стояла деревянная статуэтка —
голова британского премьера с сигарой во рту. Рукой Рузвельта к ней была приколота записка: “Не убирать!
Штраф 250 долларов!” Означала ли сумма штрафа цену за голову Уинстона несколько большую, чем предлагали
в свое время буры, или шутка просто подчеркивала привязанность Рузвельта к английскому лидеру, сказать
сложно. Однако в последнее время Рузвельт все чаще неодобрительно отзывался об экстравагантных выходках
Черчилля, о его слепом упрямстве, называл его выступления болтовней.
Недовольство друг другом отражало борьбу за сферы влияния. Черчилль старался не допустить
американского проникновения в Европу. Американцы, в свою очередь, довольно активно вытесняли англичан из
Азии, в частности, из Индии.
Уинстон исповедывал лишь одно правило: “Мне это выгодно сейчас — значит это допустимо”. Еще
трезвонили по Англии колокола в честь победы, еще ликовали толпы англичан, а Черчилль уже отдал приказ
фельдмаршалу Монтгомери собирать немецкое оружие на тот случай, если надо будет снова вручить его
разоруженным частям вермахта для удара по красным.
В то же время генерал Дуайт Эйзенхауэр отдал приказ не принимать сепаратной капитуляции фашистов.
Не принимать, несмотря на то, что преемник Гитлера адмирал Дениц делал все для сдачи вермахта западным
союзникам.
Война и победа вознесли Черчилля на вершину власти и славы. Однако его поступки на пике
политической карьеры были порождением его прежних заскорузлых взглядов на общество. Он прозрел при
вспышках опасности. Власть его ослепила снова. Спуск с горы был не почетным возвращением покорителя
вершин, а стремительным падением человека, который самонадеянно отказался от разумной политической
связки.
Самый страшный удар Уинстону нанесли не планы Москвы. Не американцы. А собственные избиратели.
12 апреля 1945 года в штате Джорджия в маленьком Уорм-Спрингсе неожиданно скончался Франклин
Рузвельт, когда художница завершала работу над его портретом. Эта смерть автоматически поставила во главе
Соединенных Штатов Гарри Трумэна, набожного католика со льдистым отблеском пенсне и змеиной улыбкой.
Больше всего этот человек любил органную музыку и покер. Третий его страстью стала атомная бомба.
С приходом к власти Гарри Трумэна Черчилль воспрянул духом. Он чувствовал в нем единомышленника
в ненависти к коммунизму. Он полагал, что с Трумэном легче будет договориться о глобальной перестройке
мира.
В свое время американцы перехватили у англичан разработку атомного оружия. Они мотивировали это
опасностью нацистского вторжения в Англию. Позже они переманили многих виднейших физиков, что
послужило началом знаменитой утечки мозгов. Уинстон был недоволен тем, что американцы полностью
монополизировали эту работу и фактически отсекли от нее англичан. Но он так был завален проблемами и так
зависел от американских поставок, что в конце концов махнул рукой. Теперь он только ждал сообщений.