— Как они твоего отца убить могли? — подивился Карапет. — Ты же после войны родился. Или, может, у мамы твоей долгосрочная беременность была?
— Ну и что? — отрезал Термометр. — Тем более. Получается, что я из-за гадов этих и родиться бы не смог! Ты думаешь, это лучше? А теперь с ними мир и дружба… Да на кой хрен мне такая дружба нужна? Что, не правда, да?
— П-правда! — подумав, подтвердил Антон. — Хорошо ты придумал, парень, что к нам идешь. Нам хорошие люди очень нужны.
— Да я! — Термометр задохнулся от волнения. — Да я… Я ж почему иду? Потому что тебя уважаю!
— И я тебя тоже! — сказал Антон. — И это главное, чтобы друг друга уважать. Понял? Мы кто? Рабочий класс мы! Ну и, конечно, со всеми вытекающими отсюда последствиями…
Странный и несуразный характер был у Карапета. И заключалась эта несуразность и странность прежде всего в том, что с людьми Карапет почти сразу забывал о своих бедах и горестях. Вот и сейчас… Словно и не его сердце только что захлебнулось горечью после объяснения с Варей, словно и не он брел, сам не зная куда, по складу. Он сидел рядом с Антоном и Термометром и уже не помнил ни о своей несбывшейся любви, ни о своем отчаянии… Он сидел и думал, как подкатиться к Фролу, чтобы выпросить закуси. Такой вот пустой человек был Карапет.
— Не-е… — сказал он, сдвинув на затылок широкополую шляпу. — Ни фига Фрол не даст зажевать. Он сейчас колбасу копченую пасет…
— Ну так колбасы и притарань!
— Ага! — Карапет усмехнулся. — Как же… Так и даст колбасу Фрол. У него теща всю колбасу забирает… Свадьба у сына будет.
— Во с-суки! — возмутился Термометр. — Воруют! И у кого?! У нас воруют!
Лицо его побагровело от негодования, а глаза выпучились.
— С-суки! — кричал он. — С-суки!
Антону и Карапету даже пришлось успокаивать его.
— Плюнься! — сказал Карапет. — Ты лучше подумай, как ты работать-то будешь? Еще ведь два часа до конца смены.
Грузчики работали на заводе по железнодорожному графику, и пересменка у них была два раза в сутки — утром и вечером в восемь часов.
Термометр сразу успокоился.
— Эх, Карапет-Карапет! — сказал он и печально вздохнул. — Если бы два часа… Мне ведь и в ночную еще выходить!
— Н-да… — Антон почесал затылок. — Не сладко тебе, парень, придется…
— А! — хотел было отмахнуться Термометр, но тут неожиданная догадка осенила его. — А я — во! Пойду и отпрошусь. Я что, дурак, чтобы две смены подряд ишачить?
И он принялся обшаривать себя.
— Еще одна бутылка была… — объяснил он, заглядывая под ящик. — И куда запропастилась?
— Хватит, хватит уже бутылок! — решительно запротестовал Антон. — Значит, так и запишем, что договорились мы с тобой! Хлопец ты, я вижу, добрый. Значит, давай с завтрева и оформляй переход к нам.
— И правда… — поддержал Антона Карапет. — Может, правда хватит пока бутылок… Иди отпросись вначале, а потом и еще выпить можно. А то начнутся неприятности, зачем они тебе?
— П-правильно! — сказал Термометр и, пошатываясь, встал. — Умный ты человек, Тимоха, хоть и козел. П-пошли… Держи меня, а то я не дойду один…
Карапет хотел помочь Термометру, но последние слова разозлили и его.
Поэтому и не стал он останавливать приятеля, когда тот, увидев у входа в склад начальника цеха Ромашова, направился прямо к нему.
— Я этого… — сказал он. — М-мне сегодня в н-ночную…
Но Ромашов даже и не посмотрел на Термометра.
— Не знаю, ничего не знаю… — ответил он. — К Миссуну. С ним разбирайтесь.
Ромашов действительно не заметил пьяного Термометра. Когда тот подошел, чтобы отпроситься с работы, Ромашов, как загипнотизированный, смотрел на страшное пятно, расплывшееся по снегу контейнерного двора. Жутковатая сила тянула его туда…
Пятно оказалось остатками котов, которых раздавил контейнером Табачников. Мешковина, мясо и кости перемешались со снегом и песком в кровянистую грязь. Как живой, отдельно от этой страшной мешанины, лежал в стороне на чистом снегу выдавленный глаз. Он, казалось, смотрел прямо на Ромашова, и Ромашов мог поклясться, что где-то уже видел этот страшный взгляд.
Хватаясь руками за перила, Ромашов с трудом поднялся в свой кабинетик, и сразу возникло в нем ощущение, что он проваливается в знобящую, мрачную пустоту, где нет ничего… ни времени, ни себя, ни жизни…
Термометр обиженно посмотрел в спину Ромашову.
— Миссун, Миссун… — проворчал он. — А чего мне Миссун?
— Отпросись! — настаивал Карапет. — Ты пойди к нему и скажи, что не выйдешь сегодня.