Через минуту зараздевалье пустело. Ни колбасы, ни рабочих не осталось здесь.
Сергеевна подняла с пола сумку и заглянула в нее. Сумка была пуста.
— Бандиты! — взвизгнула Сергеевна и сразу, словно в этот крик ушли все силы, надломленно опустилась на стул. — Это ж ведь грабеж форменный!
— Грабеж… — добродушно согласился Лапицкий. — В милицию, может, заявить, а?
— Сейчас… — сказала Сергеевна. — Ну, сейчас я им устрою!
И она схватила телефонную трубку.
— Промышленная! — закричала она. — Когда вагоны дадите?! А нам сейчас надо! У нас литейка остановилась — силумина нет! Мы в управление дороги звонить будем! Сейчас! Немедленно! Нет! Нету у нас времени, нет!
Не помнила Сергеевна более страшных ночей, чем эта…
Всхлипывая, она задремала, опустив голову на пустую, но все еще пахнущую колбасой сумку. И привиделось ей, что догадалась она вызвать из дома дочку и та приехала на завод и увезла сумку. И пришла Сергеевна утром со смены, а вся семья уже сидит за столом, и у каждого в руке по куску колбасы.
Резкий звонок с Промышленной станции бесцеремонно ворвался в это счастливое видение.
Сергеевна открыла глаза.
Не было дома, не было семьи. Унылые стены зараздевалья окружали Сергеевну, а напротив сидел охранник Лапицкий и, сжимая в кулаке палку копченой колбасы, старательно жевал ее, задумчиво глядя на весовщицу.
Все еще не понимая, проснулась она или просто так жутко изменился сон, Сергеевна тряхнула головой, но тут — резкий! — снова раздался звонок, и она схватилась за трубку.
— Спите там, что ли? — раздался в трубке раздраженный женский голос — Силумины вам подаем.
— Спасибочки… — пропела Сергеевна и, повесив трубку, злобно взглянула на Лапицкого. Но, видно, и впрямь, ей померещилось: скромно сидел тот, глядя на нее, и никакой колбасы не ел.
— Ворота открывать, што ли? — озабоченно спросил он. — А то ведь опять задержка будет…
— Открывай! — сказала Сергеевна. — Силумины подают.
Но как ни торопился Лапицкий, тепловоз опередил его. Истошно закричал за заводской стеной, когда Лапицкий только вышел на рамку. Со всех ног бросился охранник к воротам, сжимая в кулаке ключ. Сердце выпрыгивало из-под шинели — снова взялся Лапицкий за замок. Но напрасно штурмовал его охранник и на этот раз…
Лицо машиниста побелело, а щеки задергались.
— Д-до утра здесь стоять будет! — прокричал он и снова погнал полувагон в тупик.
— Да чтоб тебе! Чтоб ты, мать твою… — бессильно ругался Лапицкий, все еще пытаясь всунуть ключ в заколдованную замочную скважину.
Потом он озяб и, плюнув на замок, пошел на склад греться. А Романеня в своей казачьей, с красным околышем шапке снова пробрался к воротам и поменял замки еще раз.
Сергеевна позвонила прямо начальнику охраны Малькову.
— Перепились твои охранники! — кричала она на сонного отставного полковника. — Ворота и те с пьяных глаз открыть не могут! Пятый раз тепловоз не пускают!
Мальков оделся и, ежась от ночного морозца, вышел из дома.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Выстроившись полукругом, о н и стояли у входа в литейку и ждали. Инстинктивно Ромашов оглянулся назад, но и там, сзади, тоже были о н и. Оскаленные морды смыкались вокруг.
— Это ты! Ты нас завел сюда! — кричал Термометр Андрею.
— Да хотя бы и я! — странно улыбаясь, отвечал тот. — Теперь-то уже все равно!
— У, сука-а! — завыл Термометр. — Падла лягавая!
Ромашов едва успел увернуться. Мимо, совсем рядом, обдав нечистым дыханием, пролетела эта тварь. Она прыгала откуда-то сбоку. Ромашов поднял факел вверх и вздрогнул: горы отливок щерились на него оскаленными, давно знакомыми мордами. Поздно было отступать и назад. Там тоже растекалась шипящая дуга.
Времени не оставалось, но теперь, когда удалось преодолеть бессмысленность движения, не было и страха. На руках Ромашова лежал сверточек с их будущим, с его будущим, с будущим Термометра и Андрея, и это главное, а придумать — они придумают что-нибудь.
— Факелы! — выкрикнул Ромашов, выплеснув в одном-единственном слове сдавивший всех страх. Прижимая к груди ребенка, он окунул свой факел в ведерко со смолой и бросился вперед. Ткнул огнем в оскалившуюся перед ним морду, и тварь, зашипев, попятилась, а Ромашов, размахивая факелом, уже шагнул вперед, расчищая себе дорогу.
Сзади матерился Термометр. Он тоже размахивал своим факелом, и только Андрей, не двигаясь, наблюдал за сражением.
Едко пахло вокруг паленой шерстью.