Чайная комната выходила в сад. Со своего места я мог рассмотреть сквозь густую листву старый колодец. Мальчиком я верил, что в нем живут привидения. Солнце садилось, и сад погружался в тень.
— Ну что ж, я рад, что ты вернулся, — сказал отец. — Надеюсь, надолго?
— Не знаю. Пока не решил.
— Я-то готов забыть прошлое. Мать бы тоже с радостью тебя приняла. Хоть ты и очень ее огорчил.
— Отец, мне дорого ваше участие. Но я пока и сам не знаю, что буду делать.
— Теперь я понимаю, что у тебя не было на уме ничего дурного, — продолжал он. — Ты поддался… чужому влиянию. Не ты один.
— Может, действительно не будем ворошить прошлое, а?
— Будь по-твоему. Еще чаю?
И тут по дому разнесся девичий голос.
— Наконец-то, — сказал отец вставая. — Пришла Кикуко.
Несмотря на разницу в возрасте, мы с сестрой всегда были дружны. Она так обрадовалась, увидев меня, что и сказать ничего не могла, а только нервно хихикала. Отец принялся расспрашивать ее об Осаке, об университете, и она понемногу успокоилась. Отвечала ему коротко, вежливо. Потом обратилась ко мне с расспросами, но чувствовалось, что ее сковывает опасение нечаянно коснуться запретных тем. Разговор становился еще более вялым, чем до прихода Кикуко. Наконец отец встал со словами:
— Надо позаботиться об ужине. Извини, что приходится этим заниматься. Кикуко побудет с тобой.
Как только отец вышел, сестра облегченно вздохнула. Минуты не прошло, а она уже болтала о своих друзьях в Осаке, о занятиях в университете. Потом вдруг решила, что нам надо прогуляться по саду, и вприпрыжку выбежала на террасу. Мы надели соломенные сандалии, стоявшие у перил, и вышли в сад. Сумерки заметно сгустились.
— Умираю — хочу курить, еле выдержала эти полчаса, — сказала Кикуко, зажигая сигарету.
— Почему же ты раньше не закурила?
Она глазами показала на дом и лукаво усмехнулась.
— A-а, понятно, — сказал я.
— Послушай, а у меня уже есть друг!
— Да неужели?
— Только не знаю, что делать. Никак не решу.
— Это понятно.
— Он собирается в Америку. Хочет, чтобы и я с ним ехала, когда кончу учиться.
— А ты? Ты хочешь в Америку?
— Мы бы там, конечно, всюду добирались автостопом. — Кикуко вытянула руку, подняв большой палец. — Говорят, это опасно, а я в Осаке сколько раз так ездила, и ничего, очень здорово.
— Ну так что же тебя смущает?
Мы шли по узкой, петляющей среди кустов тропинке, которая вела к старому колодцу. Кикуко не выпускала из рук сигарету и все время картинно затягивалась.
— Знаешь, в Осаке мне нравится. У меня полно друзей. Не хочется их бросать. А Суичи… Он симпатичный, но все время быть только с ним одним… Даже не знаю. Ты понимаешь?
— Ну еще бы.
Она снова усмехнулась и вприпрыжку побежала вперед, к колодцу.
— Помнишь, — сказала она, когда я подошел, — ты все уверял, что здесь живет привидение?
— Помню.
Мы заглянули в колодец.
— А мама говорила, что никакое это не привидение. Что тоща вечером ты видел здесь старуху зеленщицу, — сказала сестра. — Но я ей не верила и никогда одна сюда не ходила.
— Мама и мне это говорила. Будто старуха сама призналась, что это была она. Шла напрямик через наш сад. Представляю, каково ей было перелезать через ограду.
Кикуко прыснула. Потом повернулась спиной к колодцу и обвела взглядом сад.
— Мама по-настоящему никогда тебя не винила, — сказала она совсем другим тоном. Я молчал. — И часто говорила, что они с отцом сами виноваты — дурно тебя воспитывали. И что мне они уделяли больше внимания, поэтому я и выросла такая хорошая. — Она подняла на меня глаза. Озорная улыбка снова заиграла у нее на лице. — Бедная мама, — помолчав, сказала она.
— Да Бедная мама.
— Ты вернешься в Калифорнию?
— Не знаю. Посмотрим.
— А что случилось с… с ней? С Вики?
— С этим покончено, — сказал я. — В Калифорнии меня ничто не держит больше.
— А мне стоит ехать в Америку, как по-твоему?
— Почему бы нет? Не знаю. Тебе там, наверное, понравится. — Я оглянулся на дом. — Пойдем, что ли, обратно? Может, отцу надо помочь с ужином.
Но сестра снова свесилась над колодцем.
— Не вижу никаких привидений, — сказала она. Голос отозвался слабым эхом.
— А что, отец очень удручен крахом фирмы?